– Запах твоей одежды для меня – как для тебя запах персиков, Даниэль. – Она прижала одежду к себе. – Она пахнет моим детством: авиационным топливом, самолетом, аэропортом. Этот запах мне до боли знаком, я росла в нем. Ты пахнешь так, как мой отец, и это вызывает у меня только приятные воспоминания. Запах персиков не может вызывать у тебя агрессию, ты должен любить его.

– Я пахну топливом? – удивился он и тут же встретился с недовольным взглядом Оливии. – Я не чувствую, видимо, привык.

– Ну, значит, привыкнешь и к персикам. – Она повесила его форму в шкаф и закрыла дверцу.

– Не привыкну, можешь не стараться. Я – не ты. И больше не заводи этот разговор. Считай, что у меня аллергия.

Его тон заставил девушку обернуться, встречаясь с недовольным взглядом капитана. Он кивнул, прищурив глаза, и вышел из спальни.

Больше она не произносила слово «персики», в его доме оно было под запретом. Но нарушать запреты уже стало ее традицией. Сейчас персиков хотелось как никогда сильно.

Всю ночь сверкала молния, будто желала разделить Аравийский полуостров пополам. Дождь, большими каплями стуча по крыше, заставлял считать часы до вылета.

– Я люблю дождь, когда сижу дома, но боюсь во время полета, – прошептала Оливия, – тебе сложнее работать…

– Раз в десять, – перебил ее Даниэль, не отрывая головы от подушки и даже не открыв глаза. – Спи, ничего не изменится в ближайшие сутки.

Теперь она точно не уснет, в голове крутится столько мыслей… И дождь здесь ни при чем. Все дело в скорых переменах: завтра она скажет Мел, что съезжает с квартиры. Завтра они уже не сядут есть пиццу вдвоем, делясь переживаниями и интересными историями из рейса. С завтрашнего дня Оливия не будет слышать бурчания Мел по поводу чемодана в прихожей. Оливия будет скучать.

Но сейчас, лежа рядом с Даниэлем, слушая его ровное дыхание, смотря на густые черные ресницы и ощущая его тепло, она улыбнулась. В памяти свежи были воспоминания трехмесячной давности, их разрыв, молчание и пустота. Не хотелось повторения. Он больше не пугал ее резким заявлением о детях и намеками о замужестве. Странный союз, существующий «сейчас».

Утром Оливия выехала рано, боясь попасть в пробку, но многие думали так же, и в результате на мокрой дороге создался затор. Дождь шел, красуясь перед девушкой длинными струйками на лобовом стекле, и она включила дворники, пытаясь убрать прозрачные реки.

Есть время подобрать правильные слова для Мел. Пальцы нервно постукивали по рулю, а в голове проносились фразы: «Мел, прости, но я переезжаю…», «Мелани, я так много трачу времени на дорогу…», «Мел, мы все равно видимся редко…», «Я не знаю, зачем я делаю это! Но я хочу быть с ним…», «Это самое глупое решение в моей жизни…»

Она медленно поднималась по ступенькам, вспоминая день, когда Даниэль нес коробку с ее вещами. Потом ремонтировал выключатель и намок в холодной воде в ванной. Оливия была недовольна квартирой, но он сделал все возможное, чтобы ей было там хорошо. В тот день Мелани была счастлива. Она нашла это ущербное жилье и радовалась каждой мелочи. Ее не пугало отсутствие электрики и ржавые трубы, она была рада жить вместе с Гербертом и подругой под одной крышей. Она во всем находила позитив. Она смеялась и танцевала со шваброй, она ругалась на своего парня шепотом, чтобы Оливии не было слышно, она готовила завтрак перед рейсом, она даже приготовила романтический ужин и пригласила Патрика. Она старалась быть хорошей подругой и заботливой соседкой. А сейчас Оливии предстоит оставить ее одну…

Набрав побольше воздуха в легкие, Оливия открыла дверь, зашла внутрь и… ничего не услышала. Ни звука телевизора, ни тонкого голоска, напевающего последний хит сезона. Тишина.

– Мел? – тихо произнесла Оливия. Может быть, рейс Джека Арчера перенесли на раннее время и ее подруга уже на четверти пути в Америку?

Скинув туфли, она зашла в зал, и сумка выпала из ее рук:

– Мел!

Подруга сидела на диване, поджав под себя ноги и смотря опухшими глазами в никуда. Ее Мел, жизнерадостная и улыбчивая, сейчас выглядела бледно и безжизненно. Ее потухший взгляд коснулся Оливии, и губы, дрожа, прошептали:

– Он бросил меня.

Оливия подбежала к ней, прижала к себе, не веря в то, что только что услышала.

– Бросил? – Это слово резало слух, она произнесла его, и ее резко затошнило. Надо было срочно менять это слово на более позитивное. – Он вернется. Такое случается, Мел. Но он вернется…

– Он никогда не вернется, – прошептала Мелани и вздрогнула, – он собрал вещи и улетел домой в Германию.

Она всхлипнула, и слеза покатилась по щеке.

– Я думала, что все выплакала.

– Но как? Как он мог так поступить? Ведь все было так хорошо… – Оливия выхватила из рук подруги платок и стерла соленый ручеек.

– Видимо, ему было не хорошо. Это мне было хорошо… Я любила его. – Губы Мел скривились в ужасе, и на глазах образовались новые слезы. – Он никогда не хотел работать стюардом и никогда не хотел на мне жениться. Это я подталкивала его, а он не хотел.

Оливия обняла подругу, слыша спазмы ее горя и чувствуя слезы на своей шее.

– Мерзавец.

– Он был лучшим для меня.

– Я с трудом помню его лицо, Мел, он такой тихий, может быть, он сидит в комнате, а ты не заметила?

– Там нет его вещей, Оливия. Он четко дал мне понять, что я не его судьба. Собрал вещи и хлопнул входной дверью.

От злости, что кипела к этому человеку, Оливия готова была вернуть его обратно, чтобы медленно и мучительно выколоть ему глаза. Но так ли плох этот разрыв для будущего Мел? Может быть, судьба удаляет лишних людей из жизни? Может быть, таким образом она расчищает дорогу для кого-то более важного?

– Я с тобой, Мел, – прошептала Оливия, – я тебя не брошу.

Когда есть неуверенность в чем-либо, надо