неё пристальное зрение художника и умение воплотить мысль и переживание в ритм стиха".

Иными словами, СП - поэт истинный. С чем, между прочим, согласны и такие зубры советского (российского) литературоведения, как Роман Тименчик (Израиль) и Евгений Витковский (Россия). Кроме того, покойная Дора Штурман, также российский литературовед и советолог, автор послесловия ко второй (уже израильской) книге СП - "Под оком небосвода" (1996) - определила стихи СП так: они "светятся <...> своим собственным неземным светом, который и называется талантом. Даром", а последний есть "суть, предопределяющая светимость Слова (так у автора послесловия - М.К.)". Это не значит, разумеется, что совершенство поэтического творчества СП ограничено сутью, как бы ни трактовать это понятие; у неё есть и отточенное мастерство, состоящее, как известно, не в том, чтобы непременно придумывать всякие украшательства, а в том, чтобы поставить на службу поэзии все органы чувств, присущие человеку.

У неё не только пристальное зрение художника, но и слух, и обоняние тоже, если угодно, "пристальные", умеющие ощущать все звуки и запахи окружающего мира. Кроме того, она человек, много на своём веку повидавший и прочитавший, получивший филологическое образование и писавший, помимо стихов, литературоведческие исследования.

Спонтанно сочинив очередное стихотворение, СП даёт ему "отлежаться", чтобы затем незамутнённым глазом критически рассмотреть его и, в случае необходимости, отредактировать: заменить какие-то слова, исключить целые строфы, кажущиеся лишними, искажающими мотив, а иной раз наоборот -трёхстрофье, скажем, превратить в семистрофье.

Всего у СП издано четыре книги стихов: помимо вышеназванных, "Ариэль" (Иерусалим-Москва, 2003) и "Рассвет и сумерки" (Нижний Новгород, 2012), в которых помещены стихи, почти исключительно лирические, в некоторых случаях циклы, включающие от двух до пяти отдельных стихотворений. Эпических произведений (поэм, тем более романов в стихах) она не писала.

Вышеизложенное - общий обзор сделанного СП в русской поэзии. Здесь можно только добавить, что суть её поэтического творчества, светимость её слова определяется любовью ко всему сущему.

2

СП распределяла свои стихотворения по тематическим разделам (во всех книгах). Названия разделов в смежных книгах иногда совпадают, а порой обновляются, чтобы точнее обозначить соответствие данного текста (цикла) мотивам и интонациям всего раздела. Так получилось, например, с циклом "Тёмный берег разлуки", который в книге "Ариэль" вошёл в раздел "Когда-то у него была война", а в последней - в другой раздел ("Одна или, Боже мой, двое"). При сопоставлении разделов - в "Ариэле" цикл прямо посвящён мужу, скорее его памяти - становится ясно, что "Тёмный берег разлуки" не о военном прошлом Михаила Ильича Погреб, провоевавшего чуть ли не всю войну 1941-1945 годов, раненногораненого и контуженного на этой войне, а о собственном сиротстве после его ухода из жизни (2000). Вообще же цикл этот, состоящий из пяти стихотворений, потрясает фронтальной интонацией, сочетающей неугасимую любовь с трезвым пониманием феномена последней разлуки. Процитирую несколько фрагментов из него:

Это зона утрат и любви.

Тёмный берег разлуки.

Дай мне руки твои,

Дай мне, миленький, руки.

.................................

- Ты вернулся?

- Я вернулся...

Слабый ветер ниоткуда

Сердца моего коснулся.

.................................

Утехи - главной - канул след,

И где б он ни был, - музыки там нет.

Солдатских песен. Городских романсов.

И на Шопена ни малейших шансов.

...............................................

Ушёл - куда?

Где местность та?

Туманность? Новая звезда?

Ты не посмотришь на меня

Уже нигде и никогда...

И концовка:

Помню миги эти роковые,

И упорно мучат, как впервые,

Жалость - и царапины вины.

Я жива,

а ты смежил ресницы.

И, бывает, забываешь сниться.

Догоняю. Вижу со спины.

Вот эти: "слабый ветер ниоткуда"; "И на Шопена ни малейших шансов" (двойная аллитерация; кроме того, предыдущие строки информативны по части музыкальных предпочтений супругов) и такие выражения (нет, плачи!), как: "где местность та?" и тут же: "Ты не посмотришь на меня/ Уже нигде и никогда"; "Догоняю. Вижу со спины", - надрывают душу.

И, раз уж так получилось, что мотив вечной разлуки с самым близким поэту человеком обозначился у меня первым, приведу целиком двустишье, завершающее обе последние книги:

Лес зимою обнажился.

Редким сделался. Притих.

В край иной переселился

Малый рой друзей моих.

Не обещаны мне встречи,

Кроме встречи с пустотой.

Но как будто светят свечи

Вдоль дороги тёмной той.

Мы были близко знакомы с автором этих строк. В наших с ней беседах не раз затрагивался вопрос о вере (неверии) в Бога. Да, собственно, и в посвящённом мне стихотворении ("Ни одной агоры, ни ничтожную самую малость...") СП дан прямой, без увиливаний, ответ на этот вопрос: 

Бог? Я верую в нечто за гранью последней, за краем -

Ну без ада, конечно, без сладкого этого рая -

Хоть налево скачи, хоть направо...

Впрочем, самое сильное в этом стихотворении - концовка. Поделюсь и ею:

Только капли остались. Совсем запрокинута чаша

Голубиная, полная блеска.

Гул копыт по траве. И запахло водой.

И не так уже страшно.

Это Буг? Но ведь не было там перелеска.

Вот во что верует СП. В конце дороги она надеется увидеть не туннель с ярким светом впереди, а своё, и радостное, и горькое, детство на берегу Буга, в маленьком еврейском местечке. И сама дорога темным-темна, но "как будто светят свечи" - отсвет душ друзей.

В другом месте этих заметок я ещё коснусь этой трудной темы...

3

СП не однажды сетовала (в наших с ней беседах) на то, что её лучшие друзья - поэты Давид Самойлов и Юрий Левитанский - всегда в своих стихах были очень далеки от еврейской темы. (В мемуарах Д.Самойлов обратился к ней, но таким вот образом: евреям-россиянам, желающим сохранить свою национальную идентификацию, следует репатриироваться в Израиль, тогда как евреи, решившиеся остаться в России, должны согласиться на второстепенные роли, чтобы не затмевать представителей коренной национальности. Не берусь оценивать