он познакомился с офицером 7-го отдела (отдел контрпропаганды и разложения войск противника) политуправления фронта Львом Копелевым. Майор Копелев спросил Айнзиделя о Куне и был очень удивлен, узнав, что в НКСГ и СНО Куна в глаза не видели. Копелев рассказал, что в июле 1944 г. в только что освобожденной польской деревне к нему и еще двум советским офицерам подошла крестьянка и сказала, что скрывающийся у нее немецкий офицер хочет сдаться в плен. Этим немецким офицером и был майор Кун. Кун заявил Копелеву о своем желании примкнуть к движению генерала Зайдлица. Копелев выдал Куну документ как пленному, имеющему особое значение, и выделил офицера для сопровождения в вышестоящие инстанции. Однако сначала Кун попал в обычный пересыльный лагерь для военнопленных, и уже оттуда его направили в Москву. Спустя много лет после войны, когда Айнзидель, депутат германского Бундестага, был в гостях у Копелева, знаменитого писателя и ученого-германиста, у них речь вновь зашла о Куне. Причем Копелев так и не смог объяснить, почему Куну не дали установить контакт с Зайдлицем, СНО и НКСГ.

Таким образом, немецкий лейтенант Вильмс и советский майор Копелев независимо друг от друга сообщали о желании Куна войти в СНО, глава которого генерал Зайдлиц был информирован об этом и хотел встретиться с Куном. Почему же советские инстанции не дали Куну возможности связаться с НКСГ и СНО?

Попал не в те руки

Все объяснялось тем, что работавшие с военнопленными советские структуры конкурировали между собой. Кун в итоге попал не в руки «курировавших» НКСГ и СНО организаций – Главного политуправления Красной армии и Главного управления по делам военнопленных, а в объятия ГУК «Смерш»: перебежчик, к тому же офицер Генштаба, рассматривался как возможный шпион.

«Собственноручные показания» Куна на русский язык перевел оперативный уполномоченный Даниил Копелянский. На последней странице перевода он написал: «Справка. Первый экземпляр направлен для информации ГКО (Государственный комитет обороны. – Б.Х.). Оперуполн. 2-го отдела Гл. упр. Смерша капитан Копелянский».

23 сентября 1944 г. начальник ГУК «Смерш» генерал-полковник Виктор Абакумов направил члену ГКО Георгию Маленкову письмо следующего содержания: «В Берлине на процессе по делу о покушении на Гитлера, как известно из прессы, одним из активных участников заговора фигурировал майор немецкой армии Кун Иоахим, который германским судом был заочно осужден к смертной казни. Немцы также сообщили, что Кун бежал на сторону Красной армии и в связи с этим объявлен изменником родины… Будучи доставлен в Москву, в Главное управление контрразведки “Смерш” и тщательно допрошен, Кун в собственноручных показаниях изложил известное ему о заговоре против Гитлера и своем участии в нем. Особый интерес представляют показания Куна в части известных ему участников заговора либо сочувствовавших заговору, которые не были репрессированы Гитлером и до последнего времени продолжали находиться на руководящих военных постах… Большую осведомленность в делах заговора и близкие связи с высокопоставленными лицами германского военного командования Кун объясняет своим служебным положением в Генеральном штабе, прошлым своих родителей (дед был генералом от кавалерии) и тем, что начальники рассматривали его как способного и растущего офицера. Имея в виду, что Кун объявлен в Германии изменником и активным участником заговора и к тому же в показаниях несколько выпячивает свою роль в заговоре, не исключена возможность, что он под предлогом всего этого заброшен немцами на нашу сторону с какими-либо специальными целями… Об изложенном доложено товарищу Сталину. При этом представляю перевод собственноручных показаний Куна».

В конце сентября 1944 г. «Собственноручные показания» Куна лежали на рабочем столе Председателя ГКО и Верховного главнокомандующего Красной армией. Таким образом, Сталин был подробно информирован о ходе подготовки германскими офицерами покушения на Гитлера.

В плену Кун, разумеется, не располагал точной информацией из Германии, касавшейся судьбы своих родственников и своей участи как участника заговора против Гитлера. Этим обстоятельством можно объяснить непреднамеренные ошибки, содержащиеся в тексте его «Собственноручных показаний».

Например он пишет: «4. VIII. 1944 года я обратился к находившемуся в лагере г. Волковыск советскому штабному офицеру и сказал, что имею сообщить важные сведения. Много позднее я узнал, что как раз в этот день в Берлине меня приговорили к смертной казни». Но этот факт не соответствовал действительности.

В то же время сообщенная Куну советской стороной версия о том, что он 4 августа 1944 г. был приговорен в Германии к смертной казни, не являлась сознательной дезинформацией с целью получения от Куна требуемых на Лубянке показаний. О том, что Кун «германским судом был заочно осужден к смертной казни», говорилось и в письме Абакумова Маленкову от 23 сентября 1944 г. Конечно же, Абакумов не собирался вводить Маленкова в заблуждение. Информация о том, что 4 августа 1944 г. Куна приговорили в Третьем рейхе к смерти, была основана на справке, составленной «Смерш» по материалам ТАСС от 9 августа 1944 г., а ТАСС, в свою очередь, ссылалось на агентство «Трансоцеан».

В действительности же 4 августа 1944 г. Кун приговорен к смерти не был: в этот день майор Генштаба ОКХ Иоахим Кун по предложению суда чести Сухопутных сил и приговору народного трибунала Третьего рейха был лишь исключен из рядов вермахта «как перебежчик и в связи с событиями 20.VII.1944 года».

Но в дальнейшем нацисты все же вынесли Куну смертный приговор. 6 февраля 1945 г. 3-й Сенат имперского военного трибунала под председательством судьи Шмаусера заочно приговорил Йоахима Куна к смерти «за измену родине, боевому знамени, воинскому долгу и переход на сторону врага». 20 февраля 1945 г. Гитлер лично утвердил смертный приговор Куну и потребовал «немедленно привести его в исполнение, как только преступник попадет в немецкие руки».

Возможно, что в сентябре 1944 г. капитан Копелянский, так же как и его начальники, не располагал всей поступавшей из Германии информацией о Куне. Ни Копелянский, ни сам Кун тогда еще не знали, что 27 июля 1944 г., в тот же день, когда майор Кун попал в советский плен, его отец Артур и мать Хильдегард-Мария были взяты в Берлине под превентивный арест как родители перебежчика.

Под чужим именем

С 12 августа 1944 г. до 1 марта 1947 г. военнопленный Кун содержался во внутренней тюрьме НКГБ на Лубянке и в Бутырской тюрьме в Москве. «Из соображений оперативной необходимости» ему было дано другое имя. В тюремном деле Кун значился как Иоахим фон Маловиц.

Обращение с заключенным Маловицем и условия его содержания были относительно хорошими. В госпитале Бутырской тюрьмы ему оказывалась необходимая медицинская помощь. Все это время контрразведка «Смерш» вела с особо ценным пленным немецким офицером активную «оперативную работу».

С целью