Выслушал замечание, что даже богатому шотландцу стоило более яростно торговаться, поддерживая образ, и, путешественники начали свой долгий путь по дорогам Европы. Брюгге, Антверпен, Эссен, Дотмунд, Ганновер, Гамбург. Города, городки и деревни располагались так густо, что иногда между ними расстояние было чуть больше версты. Больше всего угнетала грязь и вонь. Чем крупнее город, там больше он вонял. Нечистоты выливали прямо из окон, не думая о прохожих. Улицы узкие, всадники с трудом разъехаться могут, вторые этажи нависали над и без того лишенными дневного света улочками. Вонь, грязь. То и дело раздавался окрик: — Поберегись! И из окна выплескивались помои, или ночной горшок, хорошо, если с только жидким содержимым, а не с чем-то похуже. Тут Михаил и оценил дурацкую шляпу с полями. Если от брызг все-таки не успел увернуться, то проще заменить шляпу, чем вышитый дублет, стоящий дорого. Самое дорогое в шляпе было перо, чаще всего, если оно не пострадало его просто перекалывали на новую шляпу. И еще угнетала невозможность помыться. Привыкший к как минимум еженедельной, если не чаще бане, Миша при первой возможности требовал организовать помывку в каждой более-менее приличной гостинице, чем несказанно удивлял хозяев. После себя заставлял мыться и Микки. Кстати, слуга оказался его тезкой Полное имя его было Майк, то есть Михаил. И каждый раз было одно и тоже. Причитание хозяина, прикатывание огромной лохани в номер, процессия заполнения ее горячей водой, причем, хорошо, если слуг много, тогда вода была горячей, если же мало, то успела остывать, пока лохань наполнялась. Потом погружение в эту лохань сомнительной чистоты, и так сказать ополаскивание в ней. Хорошо, что он взял с собой много нижнего белья, потому, что раз посмотрев, как прачки полощут выстиранные рубашки в мутной речке, куда сливаются все нечистоты города, больше не рисковал отдавать их в стирку. Только, если останавливались в деревнях, где жизнь была намного чище и привольнее.

Микки смотрел на чудачества господина спокойно. Прожив около трех месяцев в Архангельске, и посмотрев, как часто московиты моются в банях, он не критиковал Михаила платившего с его точки зрения огромные деньги за возможность поплескаться в сомнительной чистоте водичке, набранной из той же мутной речушки. И еще. Михаилу пришлось волей-неволей начать пить вино. Правда, разбавленное водой. Чистую воду было не найти, и что бы не заболеть животом, приходилось утолять жажду вином. Которое здесь пили все, чуть ли не с младенческого возраста. Попросить в гостинице, или таверне кружку отвара, или взвара, называемого здесь компотом, означало привлечь к странному посетителю ненужное внимание. Приходилось терпеть. В даже самых дорогих номерах ночью царствовали клопы, вши и блохи. Тоже приходилось терпеть. Зажгя как-то ночью огонек и ужаснувшись количеству живности в кровати, Михаил купил и стал возить с собой постельное белье, которое, впрочем, защищало плохо. Он проклял отпущенные до плеч волосы, которые немедленно завшивели. В России тоже вши встречались нередко, но существовало много средств от этой нечисти. Травы, отвары, мыло с порошком персидской ромашки, так что их удавалось быстро вывести. Особенно с коротких волос у аристократов. В Европе же на них просто не обращали внимания. В общем, природа страшных эпидемий, выкашивающих целые города, теперь стала понятна. Хорошо, что путешествовали осенью, и в этот год чума уже не свирепствовала. Он готовился к противостоянию со стражей, с инквизицией, но не к тому, что может умереть от банального поноса, попив вроде бы чистой воды из колодца. Поэтому счел правильным сократить путь по земле, сев в порту около Любека, Травемюнде, на корабль до Риги.

Рига разочаровала. Он ожидал от свободного Ганзейского города больше порядка, оказалось все то же. Страшная скученность, узкие улочки, еще уже, чем в Европе. Не то, что всадникам, пешеходам не разойтись. Соседи здоровались друг с другом за руку через улицу. Все старались строиться внутри крепостных стен, так как желающих овладеть богатым городом было много. Поэтому туда даже впихивали склады для товара. Хорошо, что деревянные дома строить не разрешалось. Остановились в приличной гостинице, и первая неожиданность — на просьбу организовать помывку, хозяин предложил сходить в бани. Оказалось, что в городе они имелись, общественные. И даже, за особую плату, с парилкой. Однако, если господин к такому непривычен, то он, конечно, организует привычную для европейца лохань, надо только подождать, пока нагреется вода. Микки смотрел на тезку с ухмылкой. Ясно же, господин предпочтет бани, но как он это обставит?

Миша сделал задумчивое лицо, и стал выспрашивать у хозяина, что такое «бани». Тот подробно объяснял. Михаил помедлил для вида, потом тряхнул головой, и, как будто решился на героический поступок, заявил:

— Если я решил путешествовать, что бы узнать мир, надо познакомиться и с этим интересным заведением. Надеюсь, я там не умру!

Пошли в бани. Уже при входе оказалось много лавчонок, продававших разные товары. Миша прошелся вдоль рядов, и нашел торговку, продающую средство от паразитов. Купил порошок, внимательно выслушал инструкцию, получил в придачу за дополнительную плату нечто вроде женского европейского чепчика на завязках, который следует надеть на голову после нанесения кашицы из трав и подержать около часа, а лучше сходить с ним в парную. Миша все инструкции выполнил, и даже заставил проделать все то же самое, кроме парной, Микки. Что бы снова не заразиться уже от него. Бани в общем, оказались приличные, за исключением одного — немцы, основное население Риги, в баню ходили всей семьей. И парились тоже вместе. От обилия обнаженных женских тел, после почти годового целибата, Мише чуть не стало плохо. Он поспешил обработать волосы и нырнул в парную. Увы, немки тоже парились. Поэтому Михаил оказался под перекрестными взглядами двух молочно-белых и белокурых фрёйлен, и более опытным и оценивающим, их дебелой мамаши. Реакция была предсказуема. Фрау, заметив, как ее дочери изучают интересное состояние молодого мужчины, срочно увела их в мыльню, бурча что-то о молодых бесстыдниках. Миша воспользовался моментом и поддал пару, как у себя дома. Но тут ввалились двое бородатых купцов, соотечественников, обсуждавших какого-то прохиндея — немца, упорно не дававшего цену за товар. Они тоже стали поддавать, причем у них были веники, на которые Михаил смотрел с завистью. По отдельным репликам на родном языке, Михаил понял, что они решили выкурить европейца из парной, поддавая подряд без меры. Однако не рассчитали силы и вынуждены были бежать сами, бросая на Михаила удивленные взгляды. Распаренный, отмывшийся дочиста, с чистыми волосами Михаил, вышел из бани, как только что родившись.