Шрифт:
Закладка:
В посылке барон прислал два клинка, император незамедлительно решил проверить, вызвал охрану и приказал идти в оружейный зал. Действительно златоустовские клинки оставляли зазубрины на броттских и, казалось, повторяли качество гандийских, но вот гандийские не сгибались так как сгибались эти. Те гвардейцы, кто помогал императору испытывать клинки с восхищением рассматривали новое оружие Стоглавой и радовались как дети.
В отдельном письме, приложенном к отчёту, Виленский писал уже не императору, но другу. Он рассказал, что по словам помещика Картузова, Ирэн имеет непосредственное отношение к созданию сплава для пушек и то, что получилось выковать булатные клинки, это тоже благодаря её советам. И что он, Сергей Виленский, совершенно не понимает откуда у его супруги такие знания, и чувствует себя так, будто бы он спал сто лет и вот наконец проснулся, а мир и люди вокруг изменились.
Написал, что в любом случает не собирается давать ход прошению о разводе, подписанному императором, и просит в случае, если император получит от Ирэн ещё одно прошение, то без согласия Виленского не подписывать его. Пожаловался, что из-за нехватки времени ему так и не удалось поговорить с супругой, но на письма его она отвечает. Рассказал, что сын сейчас живёт с ней и вполне счастлив, о чём и пишет отцу в письмах.
Император в задумчивости ещё раз положил перед собой письма от Забела, Гайко, Виллье и понял, что везде упоминается помещик Лопатин и его дочь.
Сел и написал письмо Виленскому, чтобы заканчивал испытания и сразу ехал в столицу.
«Твоя Ирэн приглашена на майские сезоны и будет представляться на мануфактурной выставке. Вот и сможешь с супругой переговорить. Не волнуйся, сам понимаю, что твоя Ирэн важна для империи, так что будем беречь её.»
Потом сел и подписал все прошения, вычеркнул только фамилию Лопатина, решив сперва переговорить с супругой.
* * *
Императрица в это время сидела в голубой гостиной и слушала как фрейлины обсуждают у кого какое мнение о чудесных кримах из Никольского уезда.
Сперва она встретилась здесь только с Лизой и призналась ей что взяла крим и попробовала его использовать, Елизавета сама с удивлением присмотревшись к императрице поняла, что пятно на щеке, которое всегда раздражало Марию, стало совсем бледным.
На самом деле оно и так не было особо заметно, но попробуй убеди в этом женщину, которая уверена в собственном несовершенстве. И откуда в императрице огромной империи такая неуверенность. Елизавете думалось, что всё идёт оттого, что в семье, где выросла принцесса Дагмара, не утруждали себя тем, что девочку надо было хвалить и почаще говорить ей какая она умница и красавица. В Данциге вообще церковь не поощряла восхваление женщин, убеждая людей, что женская красота это от лукавого* (*сатаны).
Перед Лизой императрица могла себе позволить быть честной и поэтому повинилась, что зря она так предвзято отнеслась к Ирэн Виленской.
— Хочу составить своё мнение об этой женщине, ты, Лиза, напиши ей, чтобы не переживала, пусть спокойно едет в столицу. Запиши её на приём, хочу с ней лично встретиться и поговорить. — Императрица редко кому назначала аудиенцию, поэтому уже только это могло помочь Ирэн преодолеть «злые языки».
Елизавета рассказала, что она всем фрейлинам раздала по баночке и по паре кусочков мыла. Императрица сказала зови, пусть рассказывают, что у кого получилось.
Громче всех восхищалась Надя Столич, которая ко всем подходила и говорила:
— Вот посмотрите, посмотрите, я без пудры, а они стали бледные.
Все с улыбкой воспринимали ничем не замутнённую радость юной, а Надя была самой младшей из фрейлин, ей только-только исполнилось семнадцать лет, фрейлины. Конечно, веснушки у Нади не исчезли, и не то, чтобы они сильно побледнели, это могла заметить только Надя, потому как остальные и так не замечали эти «поцелуи солнца» на юном лице княжны Столич.
В такой момент шумной женской беседы, перемежающейся смехом, ахами и вздохами, и вошёл император.
Фрейлины сразу подобрались, поклонились и повинуясь кивку императрицы разноцветной стайкой вышли из гостиной.
Мария Алексеевна была рада видеть мужа, обычно он появлялся только к обеду, если позволяли дела, и каждый раз, когда ему это удавалось, был праздником для неё и для детей. А здесь ещё утро, а он уже пришёл к ней.
— Дорогой…
— Дорогая…
Они начали говорить вместе и дружно рассмеялись.
— Говори сначала ты, — попросила Мария мужа
И император рассказал супруге про письма из Никольского уезда, про мыло, про сталь, про булат.
— Я знаю, — сказал он, — что тебе по каким-то причинам неприятно, что я выделяю Лопатина…
— Нет-нет, — прервала супруга императрица, — я была неправа, эти люди многое делают для империи, для нас, — произнося это императрица подумала, что впервые не старается спрятать от мужа правую щёку, это было приятно, — поэтому ты прав, а я… я была слишком недальновидна. Прости.
Император несколько ошарашенно смотрел на жену, не понимая, что могло так резко изменить её мнение:
— Значит ты не будешь возражать, если я подпишу присвоение баронского титула Лопатину?
— Конечно, нет, — императрица замотала головой, понимая, что муж до сих пор не подписал документ только из-за того, что думал как ей будет неприятно. В груди разлилось тепло.
— Он любит меня, — подумала императрица и нежно поцеловала супруга
Император уже выходил, когда Мария Алексеевна решила сказать ему, что собирается встречаться с Ирэн и даже начала говорить:
— Я…
Александр, уже стоя возле дверей, обернулся:
— Ты что-то сказала?
Но, непонятно по какой причине императрица передумала об этом говорить:
— Нет-нет, просто хотела спросить, ты сможешь быть сегодня на обеде?
И улыбнулась, когда Александр кивнул.
Сам же император сразу же как только вышел из голубой гостиной послал гвардейца в канцелярию с приказом подготовить документы на присвоение титула помещику Лопатину и принести на подпись. Он даже не собирался проводить этот документ через государственный совет, воспользовавшись своим правом единоличного решения, когда дело касалось стратегических интересов империи.
* * *
Елена Михайловна Виленская не могла спать. Сегодня ночью ей приснилось, что брат провожает её на вокзале. Она садится в поезд, устраивается в шикарном купе и смотрит в окно, чтобы, как и всегда помахать брату рукой. И вдруг видит, что Сергей стоит на перроне, но не один, а рядом с ним стоит она… Ирэн и рядом с ней сын. И баронесса стучит в окно поезда, но брат больше её не слышит, он всецело поглощён Ирэн и сыном. Поезд трогается, баронесса падает и вдруг обнаруживает себя