вопрос. Что вы с ними сделали?

– Достаточно. Прошу на этом сделать перерыв в допросе.

Я не до конца понимаю, почему Джен так переживает из-за этих вопросов, но я и сам больше всего хочу остановиться. Мне нужно выбраться из этой комнаты, хотя бы на несколько минут. Ослабляю воротник и набираю полные легкие этого липкого воздуха.

– Конечно, – усмехается Конвэй. – Мы приостанавливаем допрос, чтобы позволить вам проконсультироваться с солиситором, мистер Шют. На моих часах четырнадцать тридцать девять.

Глава тридцать седьмая

Четверг

– Почему вы остановили допрос? – спрашиваю я у нее.

Кажется, я сам знаю почему: вот только слишком потерян, чтобы принять это. Я шел прямо ко дну. Каждый вопрос был как камень, каждый ответ как еще один шаг к погибели. От этой бесцветной комнаты мне становится дурно. Дышать все еще неимоверно тяжело.

– Я должна уточнить, – говорит она серьезно. – Деньги. Что с ними случилось?

– Что?

– Деньги. Что вы с ними сделали? Куда потратили? – спрашивает она.

По голосу слышно, что терпение ее, похоже, висит над пропастью на самом кончике ногтя.

– У меня их нет, – наконец выдавливаю я.

– Только мозги не надо пудрить. – Она смеряет меня взглядом. – Я знаю, что у вас при себе нет двухсот пятидесяти тысяч долларов. Но что с ними стало? Куда вы их потратили? Катер? Ренуар? Казино?

– Вы не понимаете. Я оставил их.

Джен прищуривается, словно я заговорил каким-то шифром.

– Ксандер, – она склоняет голову набок, – о чем вы? Оставили где, на счете?

– Нет. В сундуке. У Себа.

Услышав это, она медленно сползает на стул у стенки.

– Ксандер. Что вы со мной делаете? Пожалуйста, скажите, что они все еще там.

– Не могу. Их нет.

– И что теперь, сидеть и плакать? Нет у нас времени. Вы должны найти деньги до суда, или этот парень распнет вас.

– Я пытаюсь. – Мысли крутятся вокруг Нины, но я вовсе не уверен, что она захочет помочь мне. – А это правда так важно?

Она снова встает и смотрит на меня.

– Вот вы говорите, зачем мне убивать того, кого я любил. А они отвечают, на то есть четверть миллиона причин.

– Понимаю. Но в действительности какая разница, есть деньги или нет?

– Ладно. Смотрите. Вы взяли деньги?

– Вы же знаете, что да.

– Откуда нам знать, что вы ее не убивали из-за денег? То есть как мы можем это доказать?

– Я не убивал ее, – отвечаю я, но обвинение выбивает меня из колеи. В меня швыряют словами «убить» и «убийство», словно игральными картами. Каждый раз, когда я их слышу, передо мной возникает ее лицо, застывшее на фото.

– Я знаю. Но просветите меня. Как доказать, что вы не убивали ее из-за денег?

– Так по мне видно: деньги – последнее, что меня интересует. Не найдете никого безразличнее к деньгам.

Чувствую, как к шее подступает шар. Гляжу на нее, и вдруг уже она перестает представляться моим союзником, как раньше.

– Ну и как же нам доказать, что деньги вас не интересуют?

– Джен? Взгляните на меня. Я выпускник Кембриджа. Я бы мог зарабатывать деньги. Я бы мог иметь больше денег, чем мне на самом деле нужно. Но мне неинтересно. Я сбежал от всего этого. И вот где я оказался, – показываю ей свои покрытые грязью ладони.

Она даже не смотрит на них.

– Даже будь у вас фигова туча денег, как нам доказать, что они вам неинтересны?

Этот вопрос – словно луч света, что просеивает тьму.

– Если мы покажем их в целости и сохранности после тридцати лет, – вздыхаю я.

– А мы сможем это сделать? Или продолжим «без комментариев»?

– Я не знаю, где они. Понимаю, звучит неправдоподобно, но это так. Их нет.

– Тогда без комментариев, Ксандер.

Она встает и направляется к двери.

– И умоляю вас, Ксандер, отвечайте «без комментариев» на все вопросы. А не только на те, что вам не нравятся.

Быстро киваю в ответ:

– Знаю. Простите.

Допрос возобновляется. Снова повторяются формальные вводные. Разглядываю Конвэя, пытаясь найти хоть намек на какое-то изменение в его поведении, однако по лицу ничего сказать нельзя. Блэйк, напротив, будто ожесточилась. Больше никаких полуулыбок. То ли показывает, что отрекается от меня, то ли хочет потрафить Конвэю.

– Итак, мистер Шют, вернемся к тому, на чем остановились, когда вы ушли консультироваться с солиситором. Вы удовлетворены временем, которое вам предоставили на консультацию?

– Да, – отвечаю я.

Джен сверкает глазами, и я тут же пытаюсь исправиться:

– Без комментариев.

– Так что вы сделали с деньгами, мистер Шют?

– Без комментариев.

– Как вам известно, мы узнали об этом деле благодаря вашему заявлению о совершенном убийстве молодой женщины. Вы помните, как рассказали нам, что по адресу Фарм-стрит, 42Б произошло убийство?

– Без комментариев.

– Вы согласны с тем, что раз молодую женщину и правда убили в квартире 42Б, то было бы логично предположить, что вы там были?

– Без комментариев.

– Что вы там делали?

– Без комментариев.

– Как вы попали в дом? Вас пригласили?

– Без комментариев.

– Или вы незаконно вломились?

– Я не вломился, – отвечаю я, не в силах сопротивляться.

– Так как же вы попали внутрь?

– Без комментариев, – отвечаю я, несмотря на жгучее желание сказать что-то в свою защиту.

– Вообще-то, мы не считаем, что вы незаконно вломились в дом. Никаких упоминаний незаконного проникновения нет. Полиция в то время не смогла с уверенностью квалифицировать это как убийство. Судмедэксперт сделал запись о смерти от несчастного случая. Однако, мистер Шют, это ведь не был несчастный случай?

– Нет, – отвечаю я.

Джен в негодовании бьет ладонью по столу.

– Я видел, как ее убили, – продолжаю я.

Я не могу отрицать. Об этом я уже говорил полиции раньше.

– Да. Вы рассказали нам об этом, когда вас допрашивали насчет убийства Сквайра. Итак, кто, по-вашему, убил ее, если не вы?

– Я не знаю. – Во мне закипает невесть откуда взявшаяся злость.

Блэйк оживает, встревая в разговор:

– Не совсем так, Ксандер, не правда ли? На допросе вы заявили следующее.

Она достает листок бумаги из лежащей перед ней папки и зачитывает:

– «Женщина. В доме. Видел, как ее душили. Ее парень». Вот что вы нам сказали.

Конвэй вопросительно смотрит на меня. Ждет.

– Без комментариев.

– Пожалуй, мы с вами согласимся, мистер Шют. Ее душил ее парень. Но ведь этим парнем были вы, не так ли?

– Я не душил ее, – вскрикиваю я, но тут же осознаю, что голос выдает мою неуверенность.

– Интересно, мистер Шют, что вы использовали слово «душить». Пусть, согласно отчету патологоанатома, она умерла от удара тупым