Таким образом, план этот приводил к потере не только каменноугольного бассейна, но и правобережной части Донской области с Ростовом и Новочеркасском, к деморализации Донской армии и к подрыву духа восставших казаков Верхнедонского округа. Главная масса войск Южного советского фронта (8-я, 9-я, 13-я и 14-я армии) получили бы возможность на плечах Донцов форсировать Дон и обрушиться на тыл и сообщения Кавказской Добровольческой армии (Новороссийск – Торговая) или, прикрываясь в свою очередь Доном, перекинуться к Волге. Дальнейшее успешное развитие операции к северу от Царицына – армии, линия сообщения которой длиною в 756 верст проходила бы большей своей частью параллельно фронту и под угрозой противника, представлялось совершенно неправдоподобным, подвергая армию опасности быть сброшенной фланговым ударом в Волгу. К тому же путь к Царицыну шел, по словам самого ген. Врангеля, через «безлюдную и местами безводную степь», исключавшую возможность местного пополнения и питания.

Мой план был иной.

В полном единомыслии с командованием Донской армии я хотел удержать в наших руках Донецкий бассейн и северную часть Донской области по соображениям моральным (поддержание духа Донского войска и восставших казаков), стратегическим (плацдарм для наступления кратчайшими путями к Москве) и экономическим (уголь). Я считал возможным атаковать или по крайней мере сковать действия четырех большевистских армий севернее Дона и одновременно разбить 10-ю армию на Царицынском направлении. А наше победное наступление, отвлекая большие силы и средства советов, тем самым облегчало бы в значительной степени положение прочих белых фронтов.

Возможно ли это было? В ближайшее время жизнь ответила утвердительно, ответила разгромом не только 10-й, но и 8-й, 9-й, 13-й и 14-й советских армий.

Угроза со стороны 10-й армии становилась весьма серьезной, и штаб мой спешно стал перебрасывать на Манычское направление подкрепления. Предстояло немедленно объединить командование всем Манычским фронтом для предстоящей операции, и я решил поручить это дело ген. Врангелю; в случае же, если состояние его здоровья не позволит, принять непосредственное командование на Маныче на себя. Ген. Врангель находился в то время уже в Екатеринодаре. Поздно вечером 14 апреля к нему зашли ген. Романовский и ген. – кварт. штаба Плющевский-Плющик переговорить по этому поводу.

– Я могу согласиться не иначе, – ответил Врангель в очень резком тоне, – как при условии переброски на Царицынское направление всего моего штаба со всеми органами снабжения.

Романовский возразил, что сейчас ввиду тяжелого положения Донецкого района убирать оттуда штаб армии немыслимо: речь может идти лишь о выделении маленького полевого штаба… И что раз вопрос ставится так, главнокомандующему остается выехать в Тихорецкую и принять руководство операцией в свои руки.

Генерал Врангель отбыл на другой день в Ростов, в штаб Кавказской Добр. армии, я 18-го переехал в Тихорецкую, для непосредственного командования на Царицынском направлении.

18–20-го закончилось сосредоточение войск Манычского фронта в трех группах: ген. Покровский[109] – в районе Батайска, ген. Кутепов[110] – западнее Торговой и ген. Улагай[111] – к югу у Дивного в Ставропольском направлении. Главную массу группы составляли кубанские казаки.

Противник к этому времени вышел уже на линию жел. дор. Батайск – Торговая, и передовые части его подходили на переход к Ростову.

18 апреля я отдал директиву войскам Манычского фронта «разбить противника и отбросить его за Маныч и Сал», причем ген. Улагаю развивать успех в направлении Ставрополь – Царицынский тракт, перехватив железную дорогу.

21 апреля началось наше наступление, и к 25-му 10-я сов. армия на всем течении Маныча была отброшена за реку. В центре дивизия ген. Шатилова дважды переходила через Маныч, доходя передовыми частями до ст. Ельмут, в тылу Великокняжеской, по пути своему разбив несколько полков противника, взяв несколько тысяч пленных и орудия; ген. Улагай перешел Маныч и разбил большевиков у Кормового и Приютного.

Так как форсирование Маныча в низовьях не увенчалось успехом, я оставил для прикрытия его отряд ген. Патрикеева[112] и Донцов, а все остальные конные дивизии левого крыла и центра 1 мая перевел к устью р. Егорлыка. Конная масса из 5½ дивизии должна была нанести решительный удар по Великокняжеской с юго-востока.

Между тем напор противника на корпус Май-Маевского в Донецком районе становился все отчаяннее. И 25-го начальник штаба корпуса доносил штабу армии: «Положение на фронте такое, что командир корпуса накануне решения об общем отходе корпуса. Ком. корпуса считает, что сохранение остатков корпуса возможно лишь в том случае, если корпус своевременно будет выведен из боя. Время наступило. Нельзя требовать от людей невозможного. Ввиду этого ком. корпуса просит директивы от армии, в каком направлении начать отход… Быть может, Марковцы восстановят положение, а Самурцы снова и снова займут свое расположение… Быть может, Корниловцы опять, в сотый раз отобьют все атаки… Быть может, противник не будет делать того, что подсказывает ему обстановка, здравый смысл и соответствие сил, и начнет митинговать и забастует, – но все это такие элементы, которые команд. корпуса, конечно, использует, но на которых он не считает возможным строить свои планы».

Генерал Врангель ответил выражением уверенности в доблести войск и их начальника и в случае полной невозможности удержать фронт указал отходить, «прикрывая Иловайскую, в Таганрогском направлении». Одновременно, ввиду грозного положения, он просил меня приехать в Ростов и вновь возбудил вопрос об отводе Кавказской Добр. армии. Чувствовался некоторый душевный надрыв, который необходимо было побороть во что бы то ни стало.

Я остался при своем первоначальном решении: сохранение фронта – вопрос необычайной важности; директивы об отступлении не будет; оно может явиться только результатом абсолютной невозможности держаться дольше; в определении этого момента всецело полагаюсь на твердость командира корпуса.

Между тем, ввиду настойчиво выраженных пожеланий ген. Врангеля о переводе его на Царицынский фронт, вопрос этот был предрешен мною окончательно. После окончания Великокняжеской операции войска Царицынского фронта должны были составить новую армию, под начальством ген. Врангеля, а во главе Кавказск. Добр. армии, получавшей наименование Добровольческой, я решил поставить ген. Май-Маевского, вынесшего на своих плечах всю тяжесть шестимесячной обороны Донецкого бассейна. 30 апреля барон Врангель вновь обратился к нач. штаба ген. Романовскому об ускорении его переезда на Царицынское направление, чтобы попасть к началу операции, тем более – как говорил он – «настроение в городе (Ростове) вполне спокойное, и момент для (его) отъезда наиболее благоприятный». Ген. Романовский, полагая, что «фронт в угольном районе более важный, а здесь (на Царицынском направлении) операция протекает нормально», обуславливал время переезда окончанием