целом же я разумею, что положено хулить общественный строй других, а свой восхвалять тогда, когда можешь доказать, что свой собственный город, крупный и благополучный как раз потому, что претворяет в жизнь все, о чем говоришь, а другие, которые оговариваешь, — бедствуют из-за того, что не избрали такой же стези. В нашем же случае все обстоит наоборот! Именно ваш полис, начав с великой славы и обретя безмерные богатства, утратил свою значительность, а мы, незначительные вначале, в недолгий срок превратили Рим в сильнейший из соседних городов, причем с помощью того общественного устройства, которое ты порицаешь. 8. И наши внутренние волнения, если ты и их, Фуфетий, приписываешь к обвинениям, порождаются не к погибели и унижению общин, но к их спасению и процветанию. Ведь мы соперничаем — молодые со старшими и прибывшие на проживание с теми, кто нас пригласил, — ради того, кто сотворит больше добра для всех. 9. Говоря вкратце, тем, кто намеревается владычествовать над другими, надлежит располагать двумя вещами: силой для ведения войны и рассудительностью для принятия решений, — и мы этими вещами располагаем. И это не пустая похвальба с нашей стороны, о чем свидетельствует опыт, который убедительнее всякого слова. Конечно, невозможно было городу достичь такой величины и мощи спустя лишь три поколения после основания[376], если бы у него не имелось в избытке мужества и рассудительности. А засвидетельствовать силу его могут многие города, что принадлежат к роду латинов и ведут свое начало от вас. Так вот те, кто, презрев ваш город, перешел к нам, убеждены, что лучше находиться под управлением римлян, чем альбанцев, поскольку мы умеем исполнять оба обязательства — хорошо обходиться с друзьями и плохо с врагами, а вы не способны ни на то, ни на другое. 10. Я еще мог бы наговорить, о Фуфетий, немало резкостей относительно тех идей, которые ты выдвинул, но вижу, что слова мои тщетны в равной степени потому, что многое мне надо вам сказать в немногих словах, и потому, что в качестве судьи о справедливости вы — наши противники, а посему я заканчиваю. Но понимая, что лучшим и единственным способом рассудить наш спор является тот, к которому прибегало немало эллинов и варваров при возникновении распрей — одни из-за власти, другие из-за спорной земли — я подведу итог объяснением этого способа. 11. Решить судьбу войны надлежит сражением отдельных отрядов из наших войск, причем самой малой численности: и из какого города окажутся победители, тому и передать управление другими. Ведь столь великое дело не разбирается словами, а решается оружием».

XII. Таковы были высказаны обоими военачальниками доказательства первенства того или иного полиса. В итоге сошлись на предложении римлянина. Ведь все присутствовавшие на встрече альбанцы и римляне, хотевшие положить скорейший конец войне, надумали разрешить спор с помощью оружия. А когда пришли к согласию в главном, задумались о количестве бойцов, причем каждый из военачальников имел на этот счет свое мнение. 2. Так, Тулл желал, чтобы исход войны был решен наименьшим числом людей: иными словами, единоборством славнейшего альбанца с доблестнейшим римлянином, — и готов был сам сражаться за свое отечество и призывал альбанца к такому же подвигу, заявляя, что тем, кто взял на себя командование войском, в высшей степени пристали битвы за власть и господство не только в том случае, когда они побеждают, но и в том, когда терпят поражение от храброго. Он также перечислял полководцев и царей, которые решили подвергнуть собственную жизнь опасности за свои общины, считая недостойным изведывать почестей много, а опасностей — мало. 3. Альбанец же полагал правильным, чтобы города рисковали малым числом мужей, но относительно сражения один на один не соглашался. Он заявлял, что тем, кто предводительствует войском и стремится получить верховенство лично для себя, битва за власть один на один годна и необходима, но для государств, коль скоро они спорят о первенстве, риск единоборства — повезет им больше или меньше — не только ненадежен, но и позорен. 4. И он предложил, чтобы от каждого города боролись между собой на глазах у всех альбанцев и римлян трое избранных мужей. Потому как такое число наиболее подходит для разрешения всякого спора, ибо заключает в себе и начало, и середину, и конец. С этим мнением согласились и римляне, и альбанцы, после чего встреча была закончена, и участники разошлись каждый по своим лагерям.

XIII. Затем, созвав войска на собрания, военачальники разъяснили своим воинам то, что они обсудили лично между собой и на каких условиях порешили закончить войну. И после того как оба воинства с большим воодушевлением утвердили соглашение, центурионами и рядовыми овладело удивительное рвение, поскольку очень многие желали отличиться в сражении и спорили не только на словах, но и на деле, выказывая свое честолюбие, так что военачальники пришли в замешательство в выборе наиболее достойных. 2. Дело в том, что каждый, кто гордился славой предков или выдавался телесной крепостью, либо создал себе славу своими руками или смелостью, либо чем-то еще, иначе говоря, всяк, кто был чем-то отмечен, считал правильным, чтобы именно его включили первым в число этих троих. 3. Этому соперничеству честолюбий, долгое время будоражившему и то и другое войско, положил конец военачальник альбанцев: он проникся тем, что какое-то божественное провидение, с давнего времени предвидя будущую распрю между городами, позаботилось, чтобы появились на свет те, кто первым подвергнет себя опасности за них. Принадлежали они к небезызвестным домам и в воинских делах проявили доблесть, и наружностью были прекрасны, и рождение у них отличалось от большинства и было редкостное, удивительное и необычное. 4. Ведь за Горация, некоего римлянина, и Куриация, родом альбанца, одновременно выдал замуж своих дочерей-двойняшек альбанец Сикиний. Этим двоим их жены, в одно время забеременев, родили первенцев — тройняшек мужского пола. Родители, восприняв их как добрый знак и для общины, и для своих домов, стали растить и воспитывать их. И бог, как я сказал вначале, поспособствовал им и красотой, и телесной крепостью, и доподлинным благородством духа стать не хуже любого благородного по рождению. Этим юношам Фуфетий и решил вручить судьбу первенства общин и, призвав царя римлян на беседу, сказал ему.

XIV. «О Тулл, похоже, какой-то бог, заботясь о наших городах, проявил свою благосклонность и во многих делах вообще, и в отношении к этой битве в частности. Ведь то, что нашлись те, кому предстоит схватка, — и родом не хуже любого, и в