Архитектор готов был осыпать юношу золотом, но Кисир-Ашур предложил другой способ отблагодарить гениального врачевателя. Так появился особняк, построенный на средства Таб-Шар Ашшура, о чем хитроумный ашипу, конечно же, умолчал. Теперь Эрибу будет признателен за столь ценный подарок только ему. Что и требовалось доказать…

Свадьба была обставлена в лучших вавилонских традициях. Бэл-убалли-та не мог позволить, чтобы отпрыск его славного рода довольствовался скромным торжеством. Был составлен договор между молодоженами, а свидетели, весьма уважаемые граждане Вавилона, удостоверили его своими печатями. (Между прочим, свою печать получил и Эрибу; об этом побеспокоился добрый дядюшка.)

Копия торжественного акта была передана на хранение одному из городских стряпчих, а счастливая Ина, приватизировав глиняную плитку с текстом договора, с шутливой угрозой сказала своему будущему мужу: «Ну, погоди! Уж я тебя…» Нарушение брачного договора со стороны жениха влекло за собой потерю им задатка и выкупной платы, а со стороны тестя — двойную плату того и другого.

Согласно законам Хаммурапи без заключения договора брак считался недействительным. Единственное, в чем выгадал Эрибу, так это возможность заполучить жену без выкупа тестю. Выкупная плата — «тархатум» — вносилась женихом семье невесты в качестве компенсации за потерю работника. Но сначала выплачивался задаток, предварительный брачный дар по случаю обручения — «библум».

Увы, практически всех родных вельможи, отца Ины, вырезали под корень; притом не победители-ашшуры, а знатные вавилоняне, по милости которых им пришлось оказаться в темнице халдеев. Но, с другой стороны, Эрибу не получил и приданого; его некому было собрать. Так что в случае распада семьи не по вине Ины она не могла требовать свое имущество обратно.

Брачные законы Хаммурапи изобиловали строгостями. Эрибу поневоле довелось их изучить. Если муж изменял жене или без основания обвинял ее в неверности, она могла взять приданое и вернуться к своим родителям. Для мужчины допускалось многоженство. Но Ина сразу предупредила Эрибу в самых решительных выражениях, что никогда не допустит в своем доме чужих женщин. Иначе…

О-о, нет! Бедный юноша только представив на миг, что может сотворить его будущая супруга, если ему вздумается потеснить ее на супружеском ложе, вскричал про себя: «Чур меня! Никогда и ни при каких обстоятельствах!»

Закон признавал также возможность усыновления детей от рабыни. Хозяин имел огромную власть над членами семьи, мог заставить их трудиться как рабов, продать в неволю, отдать в жрицы свою дочь, отсечь сыну пальцы рук, если последний его ударил. Если приемный сын отрекался от своих родителей, которые его вскормили и воспитали, ему отрезали язык. Отец мог лишить сына наследства, предварительно получив одобрение суда.

Брак обычно прекращался со смертью одного из супругов или на основе развода, который был легко осуществим только для мужа. Что касается жены, то она тоже была вправе требовать развода, но лишь в особых случаях — при необоснованном обвинении ее в прелюбодеянии, а также при нарушении мужем верности, неисполнении им своего супружеского долга в постели или если он уходил из дома. Если женщину, изменившую мужу, бросали в воду (когда муж ее не прощал), то измена мужа давала право женщине уйти от него со своим приданым в дом отца.

Женщина имела право распоряжаться своим приданым, заниматься ремеслом, торговлей, ростовщичеством. Закон охранял ее честь и достоинство. Если кто-то без оснований обвинил чужую жену в безнравственном поведении, оклеветал ее, то его надлежало повергнуть перед судьями и обрить ему виски. Изнасилование чужой жены или девушки, проживающей в доме отца, каралось смертной казнью. В более привилегированном положении находились жрицы, состоящие при храме. Однако там высокие должности получали лишь дочери высокопоставленных родителей.

Восемнадцать сиклей серебром, которые Эрибу приготовил для выкупа невесты, так и остались невостребованными. Чему юноша только порадовался.

Дожидаясь суженого, Ина, согласно традиции, сама соткала ткань и вышила себе свадебное платье. Оно оказалось прекрасным. У девушки были просто золотые руки. При этом нужно отметить, что ждала она Эрибу с огромным нетерпением.

Бэл-убалли-та, словно змей-искуситель, с утра до ночи расхваливал ее будущего мужа. Даже пригрозил, что, если Ина не согласится выйти замуж за его племянника, тогда он, пользуясь своим правом, выставит ее на аукцион невест.

Этот старинный обычай применялся сплошь и рядом. В каждом округе Вавилона избирались три достойных мужа, которые собирали всех девушек, достигших брачного возраста и не засватанных по какой-либо причине, и продавали их с молотка всем желающим — кто больше заплатит.

Конечно, прежде всего, нарасхват шли красивые девицы, а из вырученных за них денег составлялось приданое для самой бедной и непривлекательной. Но такие аукционы скорее были исключением, нежели правилом. Семья цепко держалась за свою собственность, которая могла принести ей большие деньги. В особенности, если дочь блистала красотой.

Свадьбу обычно справляли в доме невесты. Увы, дом вельможи, отца Ины, был разграблен и осквернен. С ее согласия Бэл-убалли-та продал его, выручив на удивление немалые деньги. Похоже, заезжий богатей-купец не знал, что дома прислуживающих халдеям вельмож продаются по бросовым ценам. А уж хитроумный дядюшка соловьем заливался, расписывая купцу, какую ценность тот приобретает. Ну как не поверить уважаемому жрецу Эсагилы?

Дату свадьбы выбирал лично Бэл-убалли-та. Он поднял на ноги самых уважаемых астрологов Вавилона, и те единодушно вынесли свой вердикт, какой день месяца самый счастливый для бракосочетания. Конечно же, свадьбу сыграли в доме жреца. Оказалось, что у Эрибу большая родня, чему он был приятно удивлен.

Невесту, сопровождаемую немногочисленными подругами и женщинами семейства жреца, усадили возле жениха, Бэл-убалли-та, взяв ее руку и руку Эрибу, сложил их ладонями друг к другу и связал шерстинкой. Ритуал подтверждал, что с этого мгновения Ина и Эрибу одно целое, муж и жена. Затем Бэл-убалли-та разразился длинной речью (почти храмовой проповедью), в завершение которой пожелал молодым долгих лет счастливой жизни.

За всем этим действом наблюдал царский писец — чтобы все происходило согласно древним обычаям. Затем на глиняной плитке был составлен брачный акт, и