Вернувшись после своих бдений в царской библиотеке, Эрибу упал на постель и с мрачным любопытством разглядывал потолок своей кельи. Его поселили во дворце рядом с ашипу, хотя у Кисир-Ашура был свой дом в городе, где он частенько ночевал. Настроение юноши было скверным. Он изрядно устал, его уже не прельщали знания, которые он черпал из старинных манускриптов и глиняных табличек, ему даже еда опротивела, хотя кормили лекарей не хуже, чем придворных вельмож.

Стук в дверь не заставил его подняться. Он лишь вяло сказал:

— Какого демона… Кто там?

Эрибу подумал, что это кто-то из дворцовых рабов. Время ужина еще не наступило, но ему должны были принести свежее платье. Однако в келью вошел, широко улыбаясь, Кисир-Ашур.

Юноша нехотя поднялся и поклонился ашипу.

— Не гляди на меня львом, которому помешали съесть оленя! — продолжая улыбаться, сказал лекарь. — Собирайся! Пойдем на прогулку.

— Куда?

— В город.

— И что я там не видел?

— Резонный вопрос. Отвечаю — увидишь кое-что новое.

Эрибу обречено вздохнул и поплелся вслед за ашипу. А куда денешься: начальник приглашает…

Новая столица строилась бешеными темпами. Царь пригнал в Дур-Шаррукин тысячи военнопленных, и город напоминал разрушенный муравейник. Работы шли днем и ночью при свете факелов. Шаррукин лично давал указания художникам и скульпторам, как размещать статуи божеств и гениев «шеду», вникал во все мелочи.

Древесину для строительства привозили даже из далекой Финикии. В окрестностях города были посажены оливковые деревья с целью увеличения производства масла. Четыре массивные стены города должны были охранять сто пятьдесят семь сторожевых башен.

В центре города находился царский дворец, рядом храмы, посвященные главным богам Набу, Шамашу, Сину и более мелким — Ададу, Нингалу, Нинурте. Ворота сторожили огромные крылатые быки «шеду».

Перенести и поставить гигантские каменные статуи стоило больших усилий тысяч человек. Сначала в горах вырубали каменные глыбы. Затем на месте их грубо обрабатывали, чтобы убрать лишний вес и придать форму быка с человеческой головой. Потом глыбу спускали к берегам реки и сплавляли к месту стройки. Здесь заготовки перегружали на огромные салазки и несколько сот рабов поднимали их с помощью канатов и рычагов на пьедестал. И только после этого скульпторы завершали работу.

Дома вельмож украшали изразцы, а некоторые, особо состоятельные, даже ставили возле входных дверей такие же «деревья жизни», как и во дворце. Они были высокими, — в два-три человеческих роста — окованные медью, а на их вершинах крепились пальмовые листья из позолоченной бронзы.

Внутри жилищ стены покрывались росписями. Их делали по белой известковой обмазке, которая тонким слоем накладывалась на сырцовую стену по слою глины, смешанной с рубленой соломой. Любопытному Эрибу удалось подсмотреть, как работают мастера. Сначала черной краской наносились контуры изображений, а затем уже накладывались краски: красно-коричневая, синяя, черная и белая, реже — розовая и голубая. Изображения получались, как живые.

Тем не менее все это великолепие Эрибу уже приелось. Дворец и город давили на него так, словно он постоянно находился в тяжелом доспехе. Юноша тосковал по своей воинской жизни, где у него были надежные товарищи, с которыми он мог расслабиться и которым мог полностью доверять. А в Дур-Шаррукине постоянно приходилось быть начеку. Об этом его не преминул предупредить честный Накиду.

Помощник Кисир-Ашура стал бельмом на глазу жрецов-врачевателей, которые не могли смириться с его низким происхождением и чужеродностью в их достаточно закрытом для посторонних сообществе. Донос на Эрибу был бесполезен по причине никчемности положения юноши в дворцовой иерархии, к тому же за ним горой высился любимый ашипу Шаррукина, но оставался удар кинжалом из-за угла или яд, не оставляющий следов. В этом придворные лекари изрядно поднаторели.

Поэтому Эрибу, предупрежденный Кисир-Ашуром на предмет нравов насельников царского дворца, жил в постоянной тревоге за свою жизнь, что, конечно же, не могло не сказаться на его душевном состоянии…

Улица, на которую Кисир-Ашур привел Эрибу, уже была застроена двухэтажными особняками. Они были небольшими по размеру, скорее всего, здесь жили люди со средним достатком; богатые вельможи строились поближе к дворцу — но радовали глаз приятной архитектурой и «висячими садами» на крыше, которые после завоевания Вавилона все больше входили в моду. Ведь в царском саду за городом не всегда есть время отдохнуть, а тут дома такой великолепный оазис с экзотическими деревьями и растениями.

— Нравится? — спросил Кисир-Ашур, остановившись возле особняка, на фасаде которого искусный художник вырезал барельеф Нин-Инсины, древней богини врачевания, которая должна была охранять жилище.

Особняк был построен из светлого камня, в отличие от других, — они были сложены из кирпича-сырца — и поражал изысканными архитектурными формами. Стоил он явно недешево, в особенности сад на его крыше. Некоторые растения и деревья оказались незнакомы Эрибу; видимо, их привезли из страны Нуб, что было весьма дорого.

— Очень! — признался Эрибу.

Под солнечными лучами дом буквально светился.

— Я рад… — Ашипу с удовлетворением улыбнулся. — Это твой дом, Эрибу. И мой подарок к предстоящей свадьбе. Чтобы тебе было куда привести молодую жену. Собирайся, завтра вместе с караваном ты отправляешься в Вавилон за своей невестой.

— Господин… — Ошеломленный Эрибу упал на одно колено и поцеловал край одежды Кисир-Ашура. — Моя благодарность не знает границ!

— Ладно, ладно… Заслужил. Дом строили под надзором самого Таб-Шар Ашшура, которого ты излечил от его болячки.

Царский архитектор, частенько питающийся всухомятку, маялся сильными болями в желудке. Не помогали никакие настои и отвары придворных лекарей. Даже Кисир-Ашур был бессилен ему помочь. В конечном итоге у Таб-Шар Ашшура образовалась кровоточащая язва, он уже был на пороге подземного жилища Нергала, но тут во дворце появился Эрибу, который буквально оттащил его от края