ума, чтобы бродить ночью в лесу без оружия. Усталость понемногу берет свое, но страхи не отступают. В ночной тишине Черный лес живет своей жизнью. Она вздрагивает от каждого необычного скрипа снега. Иногда ветер доносит какие-то странные звуки: то ли скрежет когтей, то ли быстрый бег множества лап, то ли чьи-то испуганные крики. Она всё ждет, когда же ночная жуть придет за ней. Но потом сон наконец настигает и ее.

Пенси будит рычание: жуткое и торжествующее, оно взрезает тишину леса и отзывается ноющей болью в груди. Страх тут же сковывает конечности, и она сильнее сжимается в своем убежище. И только долгие секунды спустя приходит понимание, что ужасная дивность нашла добычу где-то еще. Страх сменяется облегчением. Пенси расслабляется и даже начинает дремать, пока голова продолжает обдумывать ситуацию.

«Если добычей стала не я, то…» — от этой мысли ее бросает в холодный пот. Сонливость спадает в тот же миг. Еще секунду она колеблется: идти или нет, но потом чувство вины перевешивает, и она выскакивает из своего убежища. Точнее, пытается это сделать: сетка цепляется за куртку, куртка — за деревяшки, а ветки, с усилием вставленные вчера в землю и щели в расколовшемся дереве, — за сетку, и Пенси повисает в проеме, как в паутине.

— Ну же! Давай! — она дрыгает ногами, пытается упереться в дерево, но резкая боль в ноге предупреждает, что лучше быть осторожнее. Пенси закусывает губу: она не захнычет, нет-нет, ей нельзя, ведь где-то ужасное чудовище, которое она запустила на территорию экзамена, нападает на других.

— Хэрри, я тут еще одного нашел! — слышит Пенси мужской незнакомый голос и вертит головой, пытаясь увидеть, кто и откуда идет. Тень падает на нее сверху: мужчина залез на дерево, а теперь осматривает округу, судя по всему.

— Эй, ты жива-здорова? — сбоку показывается еще один, наверное, тот самый Хэрри. Пенси присматривается к его экипировке и позволяет себе вздохнуть мечтательно, с ноткой зависти. Но миг проходит, а ситуация, которой она виной, остается.

— Там что-то рычало, — она тычет пальцами в предположительную сторону.

— За тем, что рычало, уже отправились охотники. Не беспокойся, — Хэрри выпутывает ее из сетки, придерживает большими руками, вскользь осматривает и тут же замечает поврежденную ногу. — Джесил, мне придется понести девочку. Скорее всего, растяжение, но может быть и перелом.

— Я понял, — второй охотник резво спускается рядом с ними на снег и корчит рожицы: — И так каждый экзамен. Простреленные конечности, выбитые зубы, переломанные руки и ноги. Обязательно кто-то вылезет за пределы огороженой территории…

— За пределы?.. — слабо шепчет Пенси, но охотник умудряется услышать ее.

— Да, обязательно! В этом году мы уже насчитали семь дырок, и это в первый день. В прошлом году хотя бы второго дня дождались. Говоришь вам, талдычишь: не выходите за пределы, не рискуйте жизнями, не запускайте внутрь дивности…

— Хватит, Джесил, ты и так напугал девочку. Ты же не подозреваешь эту молодую охотницу в нарушении правил? — улыбается Хэрри и вопросительно смотрит на Пенси. Секунду — не больше — она еще думает, как признаться в том, что одна из дырок сделана ею. Но сказать вслух так и не отваживается. Ей стыдно и страшно.

Еще пара таких проникновенных, заинтересованных и требовательных взглядов, и Пенси выдержит — признается. Но тут эхо доносит резкий хлопок, и в утреннее марево Черного леса взлетает сигнальный огонь. Охотники быстро собираются. Хэрри устраивает Пенси у себя на спине так, чтобы она не потревожила ногу. Джесил вынимает оружие, и они отправляются в путь.

Кажется, здесь собрались все, кто мог добежать за такое краткое время, что прошло с момента рычания и сигнального огня. Хэрри проталкивается мимо других охотников в сторону скоро разложенной палатки со знаком лекарей. Пенси с высоты его роста видно многое, но первым делом в глаза бросаются следы борьбы, темные тела на снегу и большая туша опасного чудовища у низкой скалы. Судя по всему, дивность будто врезалась в скалу, на нее сверху упали камни, а потом косматую голову изрешетили снарядами из огнестрела. Пахнет кровью. Пенси с трудом сдерживает подкатившую тошноту и поспешно отворачивается.

— Еще одна пострадавшая, — сгружает ее на руки лекарей Хэрри. Пенси неуклюже стоит на земле. Голова немного кружится: может, от голода, а может, от осознания, что она виновата.

— Как тебя зовут? Я вызову твоего попечителя, — обращается к ней мужчина в наброшенной поверх куртки накидке. На серой ткани кровавые разводы. Этого хватает, чтобы Пенси спешно сделала пару шагов в сторону и согнулась пополам у дерева. Она давно не ела, поэтому рвоты нет, но спазм всё продолжает скручивать и трясти ее. Когда она наконец может спокойно выдохнуть, ее подхватывают чьи-то руки и устраивают на спальнике в палатке.

— Держи, пей, — незнакомый охотник протягивает кружку с каким-то содержимым. Пенси поднимает взгляд и без возражений отпивает. Это молоко с медом и пряностями: горячая, сладкая жидкость опаляет горло и попадает в желудок. Кажется, это самое вкусное, что она когда-либо пила. Покончив с напитком, Пенси оглядывается. Через один пустой спальник от нее стонет какой-то парень. Белый бинт хорошо виден в мареве зимнего дня. Она присматривается, а потом рвано выдыхает и сильнее сжимает пальца на кружке. Это же тот самый задира, которого она встретила в союзном доме. Но тот был наглый и самоуверенный толстячок, а у лежащего перед ней парня сильно повреждено лицо, перевязана грудь и нет руки: повязка с пятнами проступившей крови стягивает обрубок посередине плеча.

Пенси всхлипывает и спешно зажимает себе рот, чтобы не разбудить раненого, чтобы не смотреть ему в глаза. Больше находиться в палатке она не может и быстрее, как получается, выскакивает наружу.

— Ты жива! — Пенси не успевает понять что и как. Но оказывается, это к ней кидается мама. Она же крепко прижимает ее, растерянную и полную ужаса, к груди. — Девочка моя, я так испугалась!

Пенси никогда еще не видела маму такой. Запоздалое понимание приходит к ней: смелая и сильная мама будет очень горевать, если Пенси не вернется. Так же как будут горевать родители и учителя тех, кто сегодня получил увечья, а то и вовсе… Поэтому она сильнее сжимает мамины плечи, утыкается в пахнущую костром шапку и затихает. Она ценит это беспокойство и понимает, что это и есть любовь.

— Спасибо, что ты