class="p1">«Белых» – потому что наискось зимних папах они носили широкую белую полосу. А вот привычных золотых погон видно не было – вместо них появились непривычные красно-чёрные, хоть и с теми же просветами-звёздочками, как и на старых.

«Правда» захлёбывалась от восторга, перечисляя города и городки, занятые красными.

«Наши войска под командованием товарища Антонова-Овсеенко уверенно продвигаются на Юзовском направлении… Нашей конницей занято Барвенково… Павлодар в наших руках… Так называемые “гетманцы”, обманывающие украинский народ, разбиты под Полтавой, отдельный корпус нашей армии продвигается к Киеву… “Дни кровавого царского режима, рассчитывавшего найти прибежище в Тавриде, сочтены”, как заявил товарищ Троцкий…»

В Петербурге, Москве, на Урале – повсюду шла полная национализация промышленности.

Английское, французское и немецкое посольства сделали пока очень вежливое, но совместное «представление» «обладающему фактической властью правительству на территории бывш. Российской Империи»: «Конфискация имущества подданных держав-заявительниц недопустима».

После этого немецким фирмам и впрямь стали выплачивать компенсации, причём золотыми рублями. Об установлении советской власти в прибалтийских губерниях никто уже и не вспоминал – там стояли германские войска, а в гаванях Либавы, Пернова и Ревеля со всеми удобствами разместились броненосцы Флота Открытого Моря.

Комиссар Жадов и Ирина Ивановна Шульц по-прежнему оставались «при ВЧК». Охраняли склады, следили за порядком и настроениями в столичном гарнизоне, а также и за всеми иными отделами, включая неугомонного Яшу Апфельберга.

А при ЦК меж тем тоже создали «комиссию по делам печати», немедля выпустившую предписание «ограничить буржуазную печать в предоставлении бумаги и типографий». Печатники немедля забастовали, под лозунгами «не желаем помогать контрреволюции».

На следующий день в Петербурге вышли только «Правда» с «Известиями». Благомир Благоев появился на службе чернее ночи.

– Ирина Ивановна, – остановил он её в коридоре. – Вам я доверяю больше всех.

– Я польщена, Благомир Тодорович. Но что…

– Южный фронт пошёл в наступление. Если оно будет хоть сколько-то успешным, позиции ленинской группы укрепятся, колеблющиеся и выжидающие в ЦК присоединятся к ним. Начнется «физическое уничтожение эксплуататорских классов», Россию зальют кровью, подорвут её силы – надолго, если не навсегда. Мы хотели создать справедливое общенародное общество, а не диктатуру кучки идеалистов.

– Что я должна сделать, Благомир Тодорович?

Благоев помолчал. Взгляд его оставался тяжёл, он словно мучительно колебался.

– Главный удар будет нанесён через Славянск и Краматорск на Юзовку с выходом к Мариуполю. Если добровольцы займут город, острие наступления будет повернуто западнее, в обход жилых кварталов и промышленных зон. Области северной Таврии и Крыма, где у бывшего императора сильна поддержка, окажутся отрезаны от казачьих областей Дона и Кубани. В ударной группировке идёт так называемая «Южная революционная армия» Антонова-Овсеенко. Она наступает решительно, но фланги её слабы. Там обычные солдаты бывших запасных полков. Далеко не все из них жаждут положить жизни на алтарь мировой революции.

– Это понятно, товарищ Благоев, но зачем вы мне это рассказываете?

– На всякий случай, Ирина Ивановна. На всякий случай. И, прошу вас, будьте готовы ко всем и всяческим неожиданностям.

Ирина Ивановна похлопала себя по кобуре с «люгером» на поясе.

– Всегда готова.

– Хорошо, если так, – тяжело уронил Благоев. – Я надеюсь на вас и ваш батальон.

– Я прилагаю все силы, чтобы бойцы правильно понимали текущий момент.

– Знаю, – усмехнулся Благомир. – Мне докладывали.

– Генрих Григорьевич, вне всякого сомнения?

Благоев кивнул.

– Однако его доклады рисовали вас, Ирина Ивановна, в исключительно благоприятном свете. Что в немалой степени поспособствовало нашему нынешнему разговору.

В конце коридора появилась человеческая фигура, быстрым шагом направляясь к ним.

– Лёгок на помине, – хмыкнула Ирина Ивановна. – Вот и товарищ Ягода торопится, собственной персоной…

– Что-то случилось, – Благоев нахмурился.

Генрих Ягода остановился подле них, тяжело дыша.

– Товарищ председатель, имею доложить сведения особой срочности и особой важности. Литера «А».

– Докладывайте. Товарищ Шульц в курсе. Нам нужен этот батальон, как вы знаете, Генрих Григорьевич.

Брови Ягоды взлетели вверх, однако он быстро овладел собой.

– Слушаюсь. Товарищ председатель, на станции Сортировочная разгружаются эшелоны только что прибывших в город так называемых «частей особого назначения». Численность около полка пехоты. Вооружены стрелковым оружием, ручными и станковыми пулемётами. Артиллерии или броневиков не отмечено. Никому не подчиняются, ни мне, ни начальнику петербургского гарнизона, ни даже главнокомандующему всей Красной армией – он, дескать, «из бывших».

– Вот даже как? Даже Алексею Алексеевичу?

– Даже ему.

– С козырей заходят… Хотя Брусилов – дельный генерал, выдающийся кавалерист. На юг не побежал. Сын его, кстати, вступил в нашу армию, добровольно…

– Но эти части?..

– Под личным руководством товарища Троцкого, – криво усмехнулся Ягода. – Балтийские матросы, анархисты, «отряды смерти» …

Ирина Ивановна прикусила губу.

– Благомир Тодорович, мне кажется, что они задумали разрубить гордиев узел.

Благоев кивнул:

– Мне тоже. Поэтому сейчас собираем всех наших. Всех, не отравленных простым лозунгом «отнять и поделить».

– «Оборона есть смерть вооружённого восстания», – Ирина Ивановна слегка побледнела. – Надо ударить первыми.

– И выставить себя перед страной и партией гнусными преступниками, узурпаторами? – возмутился Благоев. – Кто за нами пойдёт тогда? Кто поверит?

– А кто пойдёт за ними и кто поверит им? Лев Давидович ничего не боится. В наших руках по-прежнему подавляющее большинство газет. «Правда» печатается в одной-единственной типографии. Её надо занять. Телефоны Смольного – отключить. Мосты немедленно развести. В батальоне Жадова – полные тысяча двести человек. Для первого удара хватит. Об остальном, как станем объяснять нашу позицию партии и обществу, подумаем после победы.

– Совершенно согласен с товарищем Шульц, – вдруг твёрдо сказал Ягода. Вид у него был слегка бледный, но вполне решительный. – Троцкий пошел ва-банк. Если мы не контратакуем – к утру все будем объявлены агентами царской охранки, завзятыми контрреволюционерами…

– А к полудню нас уже настигнет кара трудового народа, – докончила Ирина Ивановна.

– Тогда поднимайте батальон, – решительно сказал Благоев. – А я объявлю тревогу по остальным нашим частям. А Южный фронт… боюсь, наступать нам таки придётся, но уже в совсем иных обстоятельствах.

– Сейчас не до наступлений. – Ягода от нетерпения чуть не подпрыгивал. – Надо немедля разоружить прибывшие части.

– Думаю, мы поручим это вашему батальону, Ирина Ивановна. Ну, а мы с вами, Генрих Григорьевич, пожалуй, с вашими людьми нанесём визит в Смольный.

Ягода улыбнулся, хищно, бедово, решительно.

– Надо ещё разобраться, не являются ли иные деятели ЦК агентами царской охранки. Например, некий Джугашвили.

– Именно, – кивнул Благоев. – Поехали, товарищи.

– Ира! Да что такое, что случилось, куда мы гоним?!

– Миша! – тем же тоном отозвалась Ирина Ивановна. – Я неясно выразилась? Гоним на Сортировку. Боевая задача – остановить некие «части особого назначения», невесть чьим приказом переброшенные в столицу и никому не подчиняющиеся. В идеале – разоружить. Если нет – просто задержать.

– А