Гридин вошел в кабинет, Рубин сразу же поднялся из-за своего стола и двинулся навстречу, указывая рукой на столик в углу кабинета. По установившейся традиции, в наиболее важных случаях Рубин сам варил кофе, не доверяя ни секретарше Ниночке, ни тем более автомату. Рубин вел себя как-то непривычно, почти суетливо. Потом, подняв уроненную на пол ложечку, начал:

— Сегодня у нас понедельник, значит… Да! В общем, Павел Алексеевич, в субботу был я на дне рождения своего старого приятеля и там повстречался с еще одним, столь же старым знакомым.

Рубин снова помолчал и продолжил нервно:

— В общем, Паша, я взял на себя обязательства, отрабатывать которые придется тебе.

Сжался и заявил отчаянно:

— Я не могу взять свое слово назад!

После чего стал разливать кофе.

Гридин пил свой кофе неспешно, закусывая настоящим швейцарским шоколадом, который ценил Рубин, не признавая других.

Потом, поставив чашечку на стол, спросил:

— Ну, так что там за забота?

Рубин, казалось, немного пришедший в себя, снова сжался и пробубнил:

— Понимаете… Говорю же… день рождения… ну…

Гридин улыбнулся про себя: пить Рубин не умел и старался избегать возлияний в принципе. Ну, видимо, в этот раз условия не позволяли отсидеться.

— Вообще не помнишь? — уточнил он, стараясь хотя бы интонацией подбодрить нанимателя.

Знакомство у Гридина и Рубина было давнее и отношения слегка запутанные. Но друг другу они доверяли полностью, насколько вообще могут доверять друг другу люди в современном российском деловом мире.

— В самых общих чертах, — виноватым голосом признался Рубин, с облегчением откидываясь на спинку кресла. — Какая-то идиотская история, право слово. Да и рассказывающий был подшофе, так что, сам понимаешь…

Рубин бессильно раскинул руки:

— Не вели казнить!

И сразу же выпрямился и принял деловой вид:

— Теперь позитив: сейчас придет его юрист, который изложит суть и ответит на наши вопросы. Уточняю — спрашивать будешь ты, и поедешь тоже ты.

Снова развел руками:

— Только на тебя могу положиться.

— Ага, «на тебя едино уповаю», — саркастически кивнул Гридин. — Ты мне хоть что-то откопаешь в глубинах своей памяти?

Рубин на мгновение замер, решая, в какой тональности продолжать разговор, но зазвонил телефон, а после короткого разговора сказал:

— Он уже поднимается. В самых общих чертах, чтобы мы не выглядели болванами: история простенькая, но какая-то невнятная. У жены этого человека жива бабушка преклонных лет, ну, и соответствующего состояния здоровья. Приятель мой, конечно, оплачивает и лечение, и сиделок, но дело не в этом. В последнее время у бабули начался какой-то бзик, и она рассказывает истории, одна другой страшнее, о каких-то сокровищах и наследстве. Нам надо разобраться!

— В чем? — так и не понял Гридин, но дверь распахнулась.

Невозможно было называть этого человека толстячком! Был он свеж, упруг и румян, чем-то напоминая домашнюю котлету, приготовленную хозяйкой, откровенно плюющей на диеты. Цветущий здоровяк лет тридцати пяти, откровенно и даже радостно выполнявший указания «хозяина». Он и слова этого не стеснялся, то и дело, произнося «хозяин просил напомнить», «хозяин требует», «хозяин не обсуждает ваши цены и условия».

Здороваясь, уточнил у Рубина:

— Хозяин сказал, что вы с ним все обговорили?

После кивка протянул Рубину пластиковую папочку:

— Я позволил себе все ваши договоренности перевести в текст. Хозяин его уже подписал, как видите, и мы поставили печать. Если у вас нет возражений, я бы свой экземпляр сразу взял, а?

Рубин взял папочку и углубился в ее содержимое, отгораживаясь, таким образом, от всего, что происходило в его кабинете.

«Представитель» тем временем бодро взял быка за рога. Рассказ был довольно краток, но точен и емок. Повторяя то, что Гридин уже слышал, толстячок добавил несколько деталей, а также дал несколько советов, которые можно было назвать «инструкцией».

Итак, у той самой бабульки, о которой Гридин уже слышал, недавно появилась какая-то безделушка. Со слов старухи — по завещанию ее давнишнего приятеля. Еле-еле удалось выяснить — и то не сразу, — что жил этот приятель в Лебяжске, где жила в годы войны и старушка со своими дочерьми, одна из которых и была тещей того самого «хозяина», который и «просил», и «настаивал».

Несколько дней назад старушенция вдруг заявила, что «приятель» этот умер. Откуда узнала, и узнала ли в действительности, вообще непонятно, но этим, конечно, всех перепугала окончательно. И вообще вся история окутана туманом: кто и как передал вещицу, кто и как сообщал — неизвестно!

В общем, «хозяин», под давлением жены и тещи, весь извелся и «запустил механизм», завершил свое повествование толстячок.

На просьбу Гридина увидеться с бабулькой он ответил решительным отказом, пояснив: она и так еле дышит, и почти каждый разговор заканчивается вызовом врача.

— Да и не помнит она ничего. Знаете, — понизил он голос, будто опасаясь подслушивания, — честно говоря, она даже меня уже достала своими рассказами. То рассказывает, как этот дедок ей бриллианты дарил, да она их потеряла, то какие-то