Сын разгладил ботинком песок.

— Папа, — убедившись, что отец слушает его, Ханнес продолжил: — Я не хочу, чтобы вы меня спасали.

— Как? — не понял Телль. — Почему?

Он наклонился к сыну — Ханнес не шутил. Телль подумал, что это все из-за него. Его неудачи, неумелость, невезение принесли сыну разочарование в нем. Телль вспомнил, как еще до школы они дома с Ханнесом собирали самолет. Сын подавал детали, а Телль терпеливо и долго склеивал их. Самолет получился весь заляпанный, со следами пальцев. А когда другой самолет Ханнес склеивал с мамой, тот вышел чистым, аккуратным, и наклейки на нем получились ровные.

Телль знал: это очень больно — разочароваться в родителях. Рано или поздно такое происходит у всех детей, когда те подрастают. Он сам когда-то разочаровался в отце. И, хотя Телль простил его, он уже не мог относиться к отцу, как раньше. Появилась какая-то жалость к нему.

Теперь Телль сам отец, и вот настал черед его сына. Тут сложилось несколько причин: сын вырос, Телль — ошибся, ну а Ханнес эту ошибку увидел и понял.

— Сынок. Не получилось в этот раз, получится в другой, — попробовал объяснить Телль. — Я сам впервые был в лодке… Может быть, в порту нас возьмут на корабль.

Ханнес покачал головой.

— Нет, — произнес он, глядя отцу в глаза. — Тут дело не в тебе. Просто — ты из-за меня погибнешь. Я не хочу этого.

Он повернулся к морю, вздохнул и вытер лицо ладонью.

— Ночью мы чуть не утонули. Потому что спасали меня. Если б меня не спасали — ничего бы не было.

Телль положил руку на плечо сына. Он хотел что-то сказать, но Ханнес прижал его ладонь своей.

— Я решил. Одна смерть лучше двух или трех. Это ведь простая математика. Не хочу, чтобы с тобой и мамой что-то случилось.

Рука Ханнеса скользнула вниз. Он опустил голову. Подумав, найдя слова, Ханнес решительно взглянул на отца.

— Если вы будете меня спасать, я сделаю так, что вам не придется это делать, — с силой сказал сын.

Неимоверная тяжесть навалилась на Телля.

— И как нам с этим жить? Мы твои родители, — только и смог произнести он.

Но Ханнес уже медленно, спрятав руки в карманы, шел вдоль края берега, зачерпывая ботинками песок. Потом сын остановился подождать Телля. Взгляд его застыл на пуговице отцовской куртки.

— Я понял: все будет так же. Так же будет вставать солнце, идти день, наступать ночь. Так же будет капать дождь, ездить машины. И вы — так же будете ходить на работу, работать там весь день, возвращаться домой. Ужинать, завтракать, на работе — обедать. Смотреть Нацвещание. Все у вас будет так же. Сейчас вы думаете обо мне, и потом тоже будете думать. Вспоминать меня будете. Только я вас уже не буду ждать.

— Хорошо, — глухо, не своим голосом, ответил Телль.

Если бы Ханнес его слышал сейчас, он ни за что не поверил бы отцу.

Домой они отправились, когда стало совсем темно. Выйдя с берега к дороге, Ханнес посмотрел на небо.

— Какое оно холодное! Сколько звезд!

Он начал считать их, сбился, начал снова.

— Нет, их слишком много.

Хозяйка

На следующий день, когда после обеда Телль убирал со стола за собой и сыном, в квартиру позвонили. Хозяйка открыла дверь. Поправив форму, в кухню из прихожей шагнул нацпол. Он раньше уже приходил к хозяйке — Телль с Ханнесом встретили его возле дома. Проводив тогда нацпола, Нина заметила их из окна. Она рассказала Теллю, что это у нее был участковый.

— Спрашивал: у меня ли вы живете и надолго ли? Обычное дело.

Сейчас участковый глядел только на Телля.

— Обедать будешь? — предложила нацполу Нина.

— Нет, я уже, — сказал он, по-прежнему не сводя глаз с постояльца. — В этот раз, Нина, я к твоим гостям.

Телль кивнул.

— У вас в комнате поговорим?

— Там мальчик отдыхает. Говорите здесь, — хозяйка выставила участковому стул и ушла к себе.

Поставив стул спинкой вперед, нацпол сел перед Теллем.

— Ты можешь описать того, кто взял у тебя деньги за эту лодку? — перешел он сразу к делу.

Пока Телль рассказывал, нацпол внимательно смотрел на него. Потом он задумался, уставившись в пол.

— Давай так, — решил участковый. — Я забуду про твое приключение на лодке, а ты забудешь, что ее вообще брал.

Телль согласился.

— Тогда все, — участковый встал. — Вам еще дня три тут?

— Все? — не поверил Телль.

Участковый подошел к накрытому в углу белой кружевной накидкой телеприемнику. Постучав по нему, он повернулся к постояльцу.

— Никак не починит, — сказав это зачем-то, полицейский ушел.

Телль позвал сына. Они стали одеваться к морю.

— Я с вами выйду, по своим делам, — бросила Нина.

Направилась она в другую сторону, а вечером после ужина положила перед Теллем деньги, которые тот отдал за лодку. Телль хотел спросить, откуда хозяйка взяла их, но Нина покачала головой.

— Надо было мне сказать, — произнесла она с укором.

Телль чувствовал себя виноватым.

— Оставьте деньги себе, — предложил он.

— А что мне с ними делать? Они вас чуть не погубили.

Подвинув деньги в сторону Телля, хозяйка пошла из кухни.

— Нина! — окликнул ее Телль.

Хозяйка остановилась.

— Ты называешь меня по имени, когда спрашиваешь о важном. А так все: хозяйка, хозяйка, — усмехнулась она.

Теллю перед ней стало совсем неловко.

— Ладно тебе, — Нина зажгла газ под чайником и села на стул у стены. — Говори, что хотел.

— В порту же есть корабли? — несмело спросил Телль.

— Опять ты за свое, — вздохнула Нина. — Есть. Но через границу они не ходят. А иностранные не заходят к нам давно.

Она поставила перед Теллем чашку с заваркой, налила ему кипятка, потом себе.

— Тебе тяжело принять то, что ждет твоего сына. У нас на улице есть семья, у них второй ребенок родился больным. Я знаю, что будет.

***

Утром дверь в комнату напротив оказалась приоткрыта. Хозяйка, стоя на коленях, мыла под столом пол.

— Каждый свой выходной убираю здесь, — заметив вышедшего умываться Телля, она поправила волосы. — Вдруг сын вернется, а тут что-то не так.

Закончив мыть, Нина подождала Телля в кухне.

— Хотела попросить тебя, — сказала она. — Если будет время.

Нина вернулась к пустующей комнате, открыла дверь и пропустила туда Телля.

— Посмотри, все ли тут нормально по мужской работе? Выключатель, кровать подтянуть, если нужно. А то у меня самой сил не хватит, просить же кого попало — не хочу.

— Хорошо, — согласился Телль.

Он решил