—Что скажешь, моя дорогая?— яподнял взгляд кСиницыной, досих пор хранившей кроткое молчание.

—Янехочу расставаться стобой. Ябоюсь,— очень тихо произнесла она.— Лучше мне быть тихой тенью возле тебя, чем далекой элиной.

—Тихой тенью уже неполучится— Зерно Аршер прорастает,— сказал я.

—Найдутся другие боги, которые непотерпят еенаЗемле. Итаких будет большинство,— Артемида отпила изчаши, печально глядя наАйлин.— Увы, теперь ничего нельзя изменить. Итыкак маг должен понимать, Зерно Аршер нельзя удалить без последствий— они могут стать губительны для еечистой души.

—Сколько унас времени?— яжадно затянулся сигаретой.

—Неболее двух часов. Поэтому ясказала прийти тебе намного раньше. Зерно начинает прорастать, оно должно раскрыться вней, дотого, как она окажется натой земле, где ейсуждено стать элиной. Лишь тогда будет полноценное одухотворение венерианских пределов. Астерий,— Охотница взяла мою руку,— яжезнаю, тыженеэгоист, как мой брат. Подумай сейчас овысшем благе для нее. Явполне понимала, все это тебя возмутит, нотыподумай ипойми, что боги дают ейвеликий шанс. Яуверенна, что наЗемле ненайдется ниодного человека, отказавшегося оттакого.

—Яэто прекрасно понимаю. Иунас как быивыбора нет,— ясжал ладонь Артемиды.— Спасибо тебе. Нет, дорогая моя, это несарказм. Янасамом деле очень благодарен, что тыстаралась для меня иАйлин. Даявозмущен, полон несогласия, потому что все это слишком неожиданно, ислишком много мыслей, которые неудается быстро разложить пополочкам. Вдобавок время уходит… Позволь мне провести оставшиеся часы сАйлин наедине.

—Конечно. Мои сады имой дворец ввашем распоряжении. Только далеко неуходите. Скоро прибудет Гермес. Онвызвался доставить твою подругу наВенеру,— сказала Небесная Охотница.

Синицына отвела меня кводопаду: нетому величественному, сотрясавшему воздух грохотом падающей воды возле портала, соединявшего храм наГончарной ивладения Артемиды, анебольшому водопаду, журчавшему влесной чаще. Стекая сневысокой скалы, онпитал звонкий ручей. Ивсе здесь дышало приятным покоем: иветви вековых деревьев, изамшелые камни, иполяны полные цветов, над которыми порхали яркокрылые бабочки.

Сев наберегу ручья наповаленный ствол дуба, Айлин неожиданно заплакала. Вееглазах— глазах бесплотного тела даже заблестели слезы. Всхлипывая, она говорила, что нехочет ничего менять; отом, что хотела быпросто быть сомной, пусть даже обычным призраком, ходить замной молчаливой тенью. Яобнял ееипопытался утешить.

—Увы, это уже невозможно,— сказал я.— Невозможно из-за божественного семени втебе. Но, Айлин, дорогая моя, уверяю, твоя жизнь точно нестанет хуже. Да, придется нанекоторое время смириться снашей разлукой. Тебе придется найти всебе больше смелости, чтобы сделать первые шаги вновой, пока еще неведомой жизни. Японимаю, что она тебя пугает. Ноэто скоро пройдет. Тыжеумеешь быть смелой— стань ейради меня.

Она всхлипнула еще несколько раз, отвернулась иперестала плакать. Чуть помолчав, сказала:

—Тыправ. Негоже будущей элине впадать втакие слабости. Япостараюсь, Саш. Даже нетак: ясмогу!— последние слова она постаралась произнести ствердостью, будто приноравливаясь кэтому важному для элины качеству.

—Вот теперь тымне нравишься еще больше,— язнал, что Синицына умеет проявлять характер иупорство. Еелишь следует кэтому подтолкнуть.— Надеюсь, тынезабудешь меня, став элиной, ибыть может венерианской богиней?

—Как тыможешь такое подумать⁈— вспыхнула она.— Каждую минуту буду помнить отебе! Лишь бытынезабыл!

Яулыбался ейвответ, номоя грусть неслишком развеялась. Наверное, сотню раз япроходил через расставания слюдьми, которых любил. Ибывало так, что отношения казались столь прочными, что нельзя допустить мысли, будто ихмогут изменить годы разлуки. Нослучалось так, что меняли… Ипотом мывстречались, чувствуя себя уже нетакими безоговорочно близкими людьми. Авэтот раз кроме предстоящей разлуки появлялось новое серьезное обстоятельство, которого Синицына пока непонимала: душа ееперестанет быть человеческой иэто вне всяких сомнений очень изменит ее. Янезнал, что будут сней даже через месяц, неговоря уже оболее длинном сроке. Конечно, Айлин будет помнить меня. Только нет никакой уверенности, что это будет нечто большее, чем просто добрая память. Изасамого себя ятоже немог поручиться, ведь втеле дворянина Елецкого находится Астерий, который наследовал его юношеский пыл. Астерий, который срадостью принял эту юношескую решительность, нопри этом понимал, что вчеловеческих мирах все очень изменчиво. Понимал яэто исходя изпрошлого опыта: внашем случае нестоит разбрасываться горячими обещаниями, даже если они так ирвутся изгруди. Сейчас ямог сказать определенно только одно: мырасстаемся, инаша разлука будет очень долгой.

Будто слыша мои последние мысли, Айлин спросила:

—Саш, когда тысможешь добраться дотайны виман? Японимаю, как это трудно и, конечно, долго. Нохотя быпримерно, когда?

—Янехочу тебя обманывать, моя дорогая. Здесь невозможно обозначить даже примерные сроки. Тыжезнаешь, что мой отец шел кэтому полжизни. Мне гораздо легче. Уменя уже есть некоторые очень важные материалы, которые отец неуспел найти. Если все пойдет гладко, томожет вскором времени ябуду знать, где икак искать сведения овиманах. Нобуду знать лишь где искать, авот чтобы ихнайти, могут уйти годы. Может, повезет ияраскрою древнюю тайну гораздо раньше, новлюбом случае невэтом году,— ответил я.

Мыоколо часа просидели возле водопада, потом прогулялись кущелью, где соскалой соединялась стена древнего храма, ивернулись кодворцу Артемиды.

Вскоре прибыл Гермес. Поглядывая наменя неслишком добро, ондолго совещался сОхотницей. Затем они уединились всоседний зал дворца. Потом, приняв какое-то решение, вышли вдвоем иГермес сказал, что время пришло. Яопасался, что Айлин снова заплачет, нонет— последние свои минуты наЗемле, она провела стойко. Напоследок мысжаром обнялись, ипосле долгого, очень нежного поцелуя Айлин отошла кГермесу. Последний раз она глянула наменя, отчаянно сверкнув синими глазами. Через миг они оба превратились вовспышку золотого света.

Несколько минут мысАртемидой стояли вмолчании, потом она сказала:

—Астерий, утебя всамом деле чувствительное сердце. Это очень необычно для столь известных героев. Тем более для существ, умудренных тысячелетним опытом. Разве извека ввек холодная вечность неостужает чувства?

—Разве тынепонимаешь, вчем мой секрет? Это жеочевидно: каждый раз новое тело мне возвращает свежесть иостроту переживаний. Ясрадостью принимаю то, отчего многие спешат отстраниться. Именно эти чувства придают вкус жизни, иначе ябынебросался стаким желанием всякий раз вновую жизнь вфизическом теле,— ответил я.— Атвое сердце, тоже знакомое свечностью, сердце, которое так жепрожило тысячи лет, разве стало бесчувственным?

—Убогов все иначе. Тыжезнаешь, что время невластно над нами, ичерез тысячи лет мыбываем как дети. Возьми того жеАполлона: самовлюбленный, эгоистичный мальчишка. Оннеизменится, наверное, никогда,— она взяла мою руку.— Нехочешь выпить сомной вина? Если тебе грустно, чаша эфесского может немного развеять грусть. Иятебе даже позволю остаться уменя доутра. Разумеется, невмоей постели.