– Экон!

Он не знал, папа это окликает его по имени или кто-то еще. Он умирал – в этом он был уверен, – но ему стало интересно, сколько времени понадобится телу, чтобы разорвать все связи с этим миром. Его не кремируют, поэтому его душа никогда не обретет свободу. Возможно, он проведет здесь, среди пауков, остаток вечности.

– Экон!

Голос, который окликал его по имени, теперь звучал ближе и громче, и это был не обман чувств. Что-то снова и снова хлопало его по ногам, спине, рукам, снова и снова. Через несколько секунд он понял. Кто-то бил его, пытаясь смахнуть пауков с тела. Он заморгал, заставляя себя поднять взгляд.

– Коффи?

Она больше не лежала на земле. Когда она посмотрела на него, Экон не понял, почему в ее глазах стоят слезы. Пауки продолжали падать на землю вокруг, а она в ужасе окинула взглядом его тело, а затем резко посмотрела ему в глаза.

– Ты должен встать! – крикнула она. – Пожалуйста, встань! Нам нужно выбраться отсюда. Они падают сверху, с паутины!

Выбраться. – Э кон сосредоточился на этом слове, на страхе и нетерпении, которые звучали в голосе Коффи. Выбраться. Выбраться. Нам нужно выбраться. Она сильнее потянула его за руку, заставляя подняться на ноги. Сотни пауков осыпались с его тела. Выбраться. Это была новая цель. Выбраться.

Коффи обнажила кинжал-джино и крепко держала его. Это наконец заставило Экона очнуться.

– Бежим! – крикнул он. – Вперед!

Коффи не нужно было говорить дважды. Она пустилась бежать по тропинке между деревьями.

– Идем! – подхватила она, оглядываясь назад. – Я знаю, где выход! – Она метнулась между деревьями, Экон бежал следом. Он слышал угрожающее щелканье тысяч челюстей, шорох, с которым пауки ползли по траве, но не рисковал оглядываться. Впереди, едва видимое, виднелось бледное синее пятно – небо, свободное от молочно-белых нитей. Они почти добрались, у них есть шанс выбраться.

Коффи перепрыгнула через бревно, и Экон последовал ее примеру. Она пригнулась, проскочив под длинной завесой лиан, и исчезла. Когда Экон подбежал ближе и разглядел лианы как следует, его пробрала дрожь. Он отступил назад, увидев, что они стали коричнево-черными и каждая из них была будто заполнена пауками. Они создали барьер, непроницаемую стену из черных тел.

– Экон! – Он слышал голос Кофи, полный паники, с другой стороны стены из лиан и пауков. – Пожалуйста, давай!

Он не мог этого сделать. В ту же секунду, когда попытался пересчитать легион пауков, окружавших его, и потерпел неудачу, он понял, что не сможет. Он не был сильным, как Камау или папа, и у него не было решимости на это. Пальцы, несмотря на укусы, по-прежнему пытались добавить к страху ритм.

Раз-два-три. Не могу. Раз-два-три. Я ничто.

Внезапно он услышал новый голос в голове. Не Коффи, не папы, а брата Уго. Тебе не обязательно быть самым крупным или самым опасным воином, Экон, – однажды сказал ему старик. – Если ты самый быстрый.

Быстрый. Чтобы выбраться отсюда, не обязательно быть сильным, достаточно быть быстрым. Он уцепился за это слово словно клещами. Быстрым, достаточно быть быстрым. Глубоко вдохнув, он бросился вперед, крепко зажмурившись, и преодолел месиво пауков. Его кожа словно взорвалась, он ощутил, как пауки жалят его. Открыв глаза, он увидел, что они исчезли.

Джунгли вокруг снова были теплыми, солнце щедро освещало их столбами света. Он посмотрел в широко открытые глаза Коффи. Она тяжело дышала, в ее лице читалась тысяча вопросов, на которые он не хотел отвечать.

Поэтому он побежал.

Глава 18. Шрамы

Коффи и Экон бежали через низкие заросли, и тишину нарушал только треск веток под ногами.

На периферии сознания Коффи мелькала мысль о том, куда они направляются и приблизит ли их это к Шетани или вернет туда, откуда они начали. Честно говоря, сейчас ей было не особо важно. Они с Эконом не произнесли ни слова за последние несколько часов с тех пор, как сбежали из паутины Анатсу, но, похоже, между ними установилось молчаливое понимание, что сейчас в приоритете другое. Было крайне важно оказаться как можно дальше от этих проклятых пауков и их не менее проклятых паутин.

Джунгли становились прохладней по мере того, как день уступал место вечерним сумеркам, и обретали новое звучание и новую жизнь. Цикады пели во влажном воздухе, над головами шелест листьев складывался в серенаду, указывающую, что, возможно, они в безопасности. Коффи осторожно замедлила шаг и с облегчением увидела, что Экон сделал то же самое. Адреналин приглушал чувства в течение многих часов, скрадывая признаки усталости, но внезапно все эти ощущения обрушились на них. Ступни безжалостно болели, а каждый следующий вдох давался все труднее. Коффи хотелось есть и пить, она устала, но еще не могла расслабиться – пока нет. Нервы по-прежнему были на пределе: любое внезапное шевеление или шорох листьев под ногами заставляли ее содрогнуться. Взгляд, скользящий по деревьям, остановился на большой змее, которая обернулась вокруг одной из ветвей. Туловище этой твари было толще ее руки, черные кольца покрыты золотой чешуей. Еще мгновение змея глядела на нее глубокими изумрудно-зелеными глазами, а затем заскользила вверх по стволу и скрылась из виду. Коффи содрогнулась. Взгляд змеи, холодный и пронзительный, казался неестественным, как и все остальное в джунглях. Она вспомнила об Анатсу и его молочно-белых глазах. Даже сейчас она могла представить его тонкий насмешливый голос, холодный и колючий смех.

«Он не может нам навредить, – заверил голос разума, пока они с Эконом шли дальше между деревьями. – Его здесь нет. Он до нас не доберется».

Она верила, что это правда, но не могла не вспоминать случившееся. Кошмарные картины по-прежнему были живы в сознании. Она видела, как мама лежит в луже крови, а рядом с ней Джабир. Снова и снова они звали ее по имени, снова и снова умирали. Это было что-то омерзительно-жуткое, родившееся из худших кошмаров.

Экон откашлялся, и она медленно осознала, что он смотрит на нее, чего-то ожидая. Она ощутила вину. Если Анатсу и его пауки напугали ее, она могла только представить, каково было Экону. Она по-прежнему помнила, каким взглядом он смотрел на те заросли, покрытые пауками, как он сжался в комок, словно ребенок. Его лицо было искажено невыразимой болью. Что он видел? Что причинило ему такую боль?

– Экон? – осторожно начала она. – Я…

– Темнеет. – Экон говорил отрывисто. – Нет смысла идти дальше.