– Я заметил, что он неуверенно держится на ногах.

– Он себя быстро в могилу загонит, – с тревогой в голосе сказала Джин. – Понимаешь, я чувствую себя в долгу перед ним, ведь именно он помог мне в самом начале карьеры на «Саммит». А сейчас Гесс на грани белой горячки.

– Хорошо, – сказал я. – Сделаю все, что смогу. Хотя могу не много. Как ни крути, в такой ситуации остается только пить горькую. Если бы я потерял тебя, Джин…

Я замолчал. Не хотелось даже думать об этом.

Джин кивнула:

– Подумай, чем помочь ему. Бедная Сандра…

– Как это случилось? – спросил я. – Я был в отъезде. Что-то читал об этом, но…

– Она просто умерла, – объяснила Джин. – Говорят, от злокачественной анемии. Но Гесс сказал мне, что врач на самом деле не знает причины смерти. Она просто слабела и слабела, пока не скончалась.

Я кивнул, торопливо поцеловал Джин и вернулся в дом. И сразу заметил Гесса, пересекавшего комнату с бокалом в руке.

Он обернулся, когда я похлопал его по плечу.

– А, Март… – сказал заплетающимся голосом.

Прежде Гесс умел пить, но сейчас по налитым кровью глазам было видно, что он почти дошел до точки. Он действительно был хорош собой: стройный, с крупными чертами, честными серыми глазами и дружелюбным, почти всегда улыбающимся лицом. Сейчас улыбки не было. Губы стали дряблыми, а лицо покрылось каплями пота.

– Ты знаешь о Сандре? – спросил он.

– Да, – ответил я. – Гесс, мне очень жаль.

Он осушил бокал и с гримасой отвращения вытер губы.

– Я пьян, Март, – признался он. – Должен был напиться. Последние несколько дней были просто ужасными. Мне придется сжечь ее.

Я ничего не сказал.

– Сжечь… О боже, Март… Ее прекрасное тело превратиться в пепел, а я должен буду смотреть на это! Она вырвала из меня обещание наблюдать за ее кремацией.

– Кремация – чистое завершение жизни, Гесс. А Сандра всегда была чистой женщиной и превосходной актрисой.

Он приблизил покрасневшее лицо к моему:

– Вот именно! А я должен ее сжечь. Март, я этого не переживу! Господи!.. – Он поставил бокал на стол и обвел комнату мутным взглядом.

Я не понимал, почему его жена настояла на кремации. Однажды в интервью она заявила, что испытывает страх перед огнем. Почти все статьи о звездах – полная чепуха, но я точно знал, что Сандра до смерти боялась огня. Однажды на съемках актер закурил рядом трубку – и с Сандрой случилась истерика.

– Извини, Март, – сказал Гесс, – но я должен выпить.

– Погоди, – удержал его я. – Гесс, нужно следить за собой. Ты уже достаточно выпил.

– И мне все еще больно, – пожаловался он. – Может быть, станет легче, если выпью еще немного. – Но он не отошел от меня, а уставился поглупевшими от спиртного глазами. – Чистое, – произнес он. – Она тоже так сказала. Сказала, что огонь очищает после смерти. Но ее прекрасное белое тело… Март, я этого не вынесу! Я схожу с ума. Будь другом, принеси выпить.

– Гесс, подожди меня здесь, – сказал я. – Я принесу. – Я не добавил, что выпивка будет сильно разбавлена водой.

Он тяжело опустился на стул и пробормотал слова благодарности. Так скверно мне давно не было. Я видел слишком много попавших в беду актеров, чтобы ошибиться в симптомах болезни Гесса. Понимал, что дни его славы уже сочтены. Промежутки между съемками станут увеличиваться, он будет все реже появляться на экранах, потом последуют сериалы и работа в мелких компаниях. Скорее всего, однажды его найдут мертвым в дешевом отеле на Мейн-стрит, в номере с включенным газом.

Рядом с баром я увидел толпу.

– А вот и Март, – сказал кто-то. – Март, познакомься с вампиром.

В следующий момент я испытал шок, увидев Джека Харди, хозяина дома и режиссера, с которым мне посчастливилось снять столько хороших фильмов. Мне и раньше приходилось видеть его в плохом состоянии. Человек с похмелья или накурившийся марихуаны представляет собой весьма неприглядное зрелище, но в таком состоянии, как сейчас, Харди я еще не видел. Как будто из Джека вытекла вся кровь и он продолжает жить только усилием воли.

При нашей последней встрече это был крепкий румяный блондин с огромными, как у борца, бицепсами, с грубым, но добродушным лицом и копной светлых непокорных волос. А теперь кожа висела на скелете, как одежда на вешалке. Лицо избороздили глубокие морщины, под глазами повисли мешки, глаза остекленели. Шея была туго перевязана черным шарфом.

– Боже, Джек! – воскликнул я. – Что ты с собой сделал?!

Он быстро отвернулся:

– Ничего. Я в порядке. Хочу познакомить тебя с шевалье Футаном. Это Март Прескотт.

– Пьер, – услышал я голос. – В Голливуде титулы не имеют значения. Очень приятно, мистер Прескотт.

Я наконец увидел шевалье Пьера Футана.

Мы пожали друг другу руки. Его кисть показалась мне ледяной, скользкой и одновременно очень сухой, и я отдернул свою быстрее, чем того требовали приличия. Он улыбнулся.

Этот шевалье был приятным мужчиной – по крайней мере, казался таким. Стройный, чуть ниже среднего роста, с круглым и несообразно молодым лицом, с прилизанными светлыми волосами. Я заметил, что у него наложены румяна на щеки, причем весьма умело, я ведь кое-что знаю о гриме. А под румянами я разглядел мертвенную бледность, которая, не замаскируй он ее, обязательно привлекала бы внимание. Может, какая-то болезнь так отбелила его кожу? Впрочем, губы не были подкрашены, они были кроваво-красными от природы.

Он был чисто выбрит, одет в изысканный вечерний костюм, а черные глаза казались бездонными.

– Рад познакомиться, – сказал я. – Вы вампир, да?

Он улыбнулся:

– Так говорят. Но все мы служим темному божеству успеха, не так ли, мистер Прескотт? Или Март?

– Март, – ответил я.

Тут я заметил, как его взгляд ушел в сторону и на лице отразилось изумление, словно он не поверил глазам.

Я обернулся. Джин подошла и стала рядом.

– Это шевалье? – спросила она.

Пьер Футан смотрел на нее, чуть приоткрыв губы.

– Соня… – едва слышно произнес он и повторил уже вопросительным тоном. – Соня?

Я представил их друг другу.

– Как видите, меня зовут не Соня, – сказала Джин.

Шевалье покачал головой, и взгляд его черных глаз был загадочен.

– Когда-то я знал похожую на вас девушку, – сказал он. – Очень похожую. Как странно…

– Прошу меня извинить, – перебил его я.

Джек Харди отходил от бара, и я решил последовать за ним.

Я коснулся его плеча, когда он подошел к стеклянным двустворчатым дверям. Он испуганно ойкнул.

– Проклятье! – выругался он. – Март, не прикасайся ко мне.

Я положил