Нас засекли. Не прошло и четверти часа, как на дорогу выползли два броневика и шесть грузовиков, из которых начали выскакивать солдаты. Немного погодя с той стороны донёсся шум мощных двигателей. На шоссе появился первый танк. Тройка. За ним другой, третий. Началось.

10-00. Что-то мне совсем стало нехорошо, когда в полусотне метров от нашего танка взметнулся взрыв гаубичного фугаса. Второй взрыв прогремел ближе к лесу. Третий ударил рядом с ручьём. Немецкий артдивизион начал пристрелку. А это означало, что очень скоро нас начнут равнять с землёй. От отчаяния я закусил кулак, но вдруг всё как-то неуловимо изменилось, когда с востока донеслись далёкие пушечные выстрелы. Сделав по нам только один залп, немецкие гаубицы замолчали. Правда, и этого залпа нам хватило за глаза. Близкий взрыв тряхнул зенитку, на состоянии которой, впрочем, это никак не отразилось. Но бойцам пришлось повозиться, снова устанавливая её на место и выводя горизонтали. Другим взрывом оглушило двух бойцов, одного из которых пришлось отправить в тыл.

Вражеская артиллерия внезапно замолчала, похоже у немцев в тылу появились серьёзные проблемы. Канонада в той стороне заметно усилилась, и сюда докатился глухой грохот взрывов. Артналёта мы чудом избежали, но в поле начали выползать танки. Много танков. Сначала я пытался считать, потом бросил. Как говорится хрен редьки не слаще. А нынче, похоже, нам предстоит нажраться именно ядрёного хрена, Не исключено, что немцы решили всем кагалом пробиться через нас на соединение со своим 43 армейским корпусом. Я выругался сквозь зубы. Только этого нам и не хватало!

Д-дух, ударила наша тридцатьчетвёрка. Есть! Немецкий танк вздрогнул, выплюнул тёмное облачко и окутался дымным пламенем. А вот и ответ. Башня и корпус тридцатьчетвёрки вздрогнули сразу от трёх попаданий. Бр-р. Каково там мужикам внутри. Пока огрызаются тройки со своим несерьёзным калибром. Ползущие позади всех «четвёрки» пока не стреляли. Для их коротких пушек дистанция пока велика. Однако нашим танкачам явно не понравилась роль мишени, и они принялись маневрировать. Короткая остановка. Д-дух. Есть попадание. Молодец Варик, бьет как на стрельбище. От моста стеганули сдвоенные выстрелы зениток, через пять секунд ещё, потом ещё. Вот теперь пойдёт карусель! А нам сейчас важнее любой ценой отбрыкаться от танков.

Немцы приближались. 500 метров. 400. 300. Вот уже ударили немецкие танковые трёхдюймовки, их поддержали полевые батареи, и вспухли взрывы, наполнив воздух, сталью, пылью и дымом. Слева начали огрызаться наши пулемёты. К ним подключились миномёты. Справа и слева хлопотали наши зенитки. Поле боя затянула дымная завеса. Взрывы рвали землю по всему рубежу, оглушающий грохот забил уши, на зубах заскрипела висящая в воздухе пыль. Не обращая внимания на удары вражьих болванок, упрямая тридцатьчетвёрка, по-прежнему стоящая открыто на дороге, долбила и долбила, будто сваи вколачивала. Гудящая от попаданий башня медленно поворачивалась, выискивая цели.

200 метров. 100. Немецкая пехота пошла в атаку. Пулемёты неистовствали и захлёбывались от перегрева стволов. Хлопали выстрелами миномёты, молотя по очереди, как колотушка сторожа. Наши пули перепутались с немецкими, пронизав воздух свинцовой сетью. И в том оглушающем шуме отчётливо выделялся характерный звонкий стук попаданий пуль и осколков по бойцам.

Я напряжённо вглядывался в поле, пытаясь сообразить, что к чему. Но какие к лешему соображения! Бой уже стал жить своей собственной жизнью и шёл по своим неписаным законам. Бросив ломать голову над бесполезным занятием, я принялся вгонять пулю за пулей в мелькающие среди дыма серые фигурки, тихо бормоча под нос:

А на войне, как на войне:

Патроны, водка, махорка в цене,

А на войне нелегкий труд,

И сам стреляй, а то убьют.

А на войне, как на войне,

Подруга, вспомни обо мне.

А на войне неровен час,

А может мы, а может нас.

Лежащий неподалёку под склоном связист Курянин от нетерпения ерзал на месте, но, помня о моём запрете участвовать в пострелушках, крепко сжимал мешок с рацией. Подозвав взмахом руки, я прохрипел ему в ухо:

— Давай связь с Пилипенко!

— Пока не отвечают.

— Твою ж машу! Если всё обойдётся, я покажу ему, «не отвечают», пусть только вернутся.

— Товарищ командир, есть, Пилипенко!

— Кузьма Петрович, что у вас? Приём.

— Вышли на рубеж, — прохрипело в трубке, — минут через пять начнём. Здесь их, как грязи. Наши стрелки и пулемётчики уже начали.

— Давай, Кузьма Петрович, поторопись, а то нас тут крепко прижали. Конец связи. Курянин, связь с батареей Строгова.

— Есть связь.

— Лейтенант Строгов, ответьте командиру…

— Здесь Строгов.

— Что у тебя, Валентин.

— Уже на позиции. В двух километрах на дороге слева вижу движение. Похоже, колонна танков. Есть мотоциклы и броневики. Ваш бой тоже, как на ладони.

— Ставь два орудия в сторону дороги и четыре в поле. Врежь гадам во фланг, но и дорогу закупорь. Мало будет две пушки, ставь три, но дорогу закрой. Здесь попробуем справиться.

— Всё понял. Сейчас начнём.

Через пять минут ситуация резко изменилась. Получив бронебойный привет с фланга, немцы будто споткнулись. Справа тоже доносились хлёсткие хлопки сорокапяток. Тридцатьчетвёрка и зенитки поддали жару, и наступление немцев сразу забуксовало. Попавшие под фланговый удар танки пытались маневрировать, но подставляли борта нашим орудиям, вспыхивали и замирали неподвижными грудами железа.

Не будучи упёртыми дураками, немцы сообразили, что угодили в ловушку и, зло огрызаясь, попятились. Поредевшая немецкая пехота сначала залегла, потом поспешила за отползающими назад танками. Тридцатьчетвёрка продолжала лупить по пятящимся коробкам. Пулемёты уже не трещали, а выли и рычали, останавливаясь ненадолго только для смены раскалённых стволов.

На нашу беду ветер дул с востока. Всё поле горело и дымилось, к тому же вдали на кромке горизонта тоже поднимались растрёпанные ветром столбы чёрного дыма. Там на самом виднокрае в плотной дымной мути, широко накрывшей горизонт, виднелись отдельные вспышки. От наплывающих волн чадной вони к горлу подкатывала удушливая тошнота, и тогда я припадал к земле, пытаясь втянуть хоть немного чистого воздуха.

— Лёха! — кое-как отдышавшись, крикнул я Бале, — сбегай к зенитчикам и к Дашкам (так у нас называли ДШК). Хватит им припасы жечь. Пусть готовятся к налёту. Бегом!

Тем временем немецкие танки и пехота скрылись за дымной завесой. Стрельба прекратилась, но со стороны батареи Строгова всё ещё раздавались редкие орудийные выстрелы. Справа тоже нехило дымило, но и там бой угасал. Среди негромкого треска винтовок и пулемётов оттуда доносились редкие выстрелы сорокапяток.

Только теперь, когда бой почти затих, я услышал отдалённый грохот канонады и взрывов, доносящихся со стороны Коссово.