Шрифт:
Закладка:
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
1
…Тимур вел истребитель свободно и легко. Слева впереди все время матово голубел «як» Ивана Шутова. В наушниках щелкнуло, и ведущий спросил:
— Как дела, Тимур?
— Все в порядке! — нажав на кнопку передатчика, ответил он и как-то непроизвольно коснулся ручки настройки приемника — сбил свою волну.
В наушниках возник легонько потрескивающий фон помех и отдаленный женский голос, заглушаемый симфонической музыкой. Не верилось, что где-то, кроме войны, есть еще и другие дела, что кто-то может спокойно читать стихи, водить смычками по струнам.
Колонна истребителей шла вдоль железнодорожного полотна Москва — Калинин; внизу лежал освобожденный Клин. На сплошном белом поле отчетливо видны следы декабрьского разгрома фашистских войск — черные пятна сгоревших танков и самолетов, а в полосе смятой обороны беспорядочный мутно-зеленый накрап «забальзамированных» лютым морозом трупов врага…
Обожгла внезапная мысль: «Ради чего… ради кого они полегли под Клином? Что привело их сюда, где был мир… труд… музыка?»
И вдруг смычковые взлеты мелодии, что все еще звучали в наушниках, прояснились — Чайковский! А стихи— Лермонтова, знакомые еще с далекого детства: «Изведал враг в тот день немало, что значит русский бой удалый…» Женский голос умолк, и диктор густым баритоном начал зачитывать ноту народного комиссара иностранных дел о повсеместных зверствах германских войск на захваченных ими советских территориях. Об этой ноте перед отлетом в эскадрилье комиссар Дмитриев провел политинформацию. Припомнились ожесточившиеся лица летчиков и то чувство закипевшей в груди ненависти, которое накалило желание немедленно поднять свой истребитель и действовать — лететь и крушить.
Вот и сейчас кулак, сжавший чуткую ручку управления, налился свинцом; однако спохватился, поспешил установить свою волну — и вовремя.
— Как дела, Тимур?.. — послышалось в наушниках. — Почему молчишь?
— Нормально! — бодро откликнулся он и мысленно ругнул себя за временную потерю радиосвязи.
— Металлолом видел?
— И не только металлолом…
— А за тех пусть молятся Гретхен и замаливают их тяжкие грехи.
В наушниках возник властный голос:
— Кончай собеседование!
— Есть! — не смущаясь, за двоих ответил Шутов.
«Кулаков подключился», — узнал голос комэска Тимур и огляделся по сторонам. Под крылом медленно проползали прямоугольники коробок полуразрушенных кварталов Калинина. А спустя некоторое время и аэродром.
Треть пути преодолена. После кратковременной посадки на дозаправку эскадрилья Кулакова снова в воздухе, и вскоре тылы Калининского фронта остались позади — эскадрилья втянулась в пространство Северо-Западного…
Неожиданно самолет тряхнуло. Инстинктивно сжал ручку управления, и «як» слегка клюнул носом. «Что такое?» — не понял Тимур, прислушиваясь к оборотам двигателя и оглядывая приборы. И тут он ясно ощутил несильные, но частые толчки в моторе.
«Спокойно… только без паники… Что бы это могло значить?» Тимур огляделся по сторонам. Первое, что пришло в голову, — обстрел своей же зениткой. И такое, говорят, случалось. Но внизу сплошной ватно-белый ковер, простроченный двойной ниточкой железной дороги.
И тут-то хлынуло!
Плексиглас передней части фонаря кабины, как при обильном ливне, начало захлестывать мутноватой водой. Никакого ливня, разумеется, не было — за бортом тридцатиградусный мороз, да и остальная часть фонаря оставалась по-прежнему прозрачной.
— Мотор! — вырвалось у него.
Самолет ведущего сквозь завесу хлещущей воды расплывчатым пятном отошел в сторону. Тимур понял, что нарушил выдерживание общего строя колонны.
Нажал кнопку передатчика:
— Что-то неладное с мотором.
— Что именно? — тут же отозвался Шутов.
— Фонарь захлестывается водой, впереди почти ничего не вижу.
— Кедровые шишки! — вполголоса озадаченно произнес ведущий.
— Двигатель работает с перебоями.
И почти сразу раздался спокойный голос Кулакова:
— Что случилось, лейтенант Фрунзе?
Тимур повторил. Недолгая пауза.
— Смотри на карту… Справа от маршрута Выползово и деревня Едрово. Между ними временный полевой аэродром. Помечен?
— Так точно.
— Сворачивай и — курс на него. Садись на вынужденную. Сядешь?
— Постараюсь, товарищ старший лейтенант.
— Дожидайся там, пришлю машиной технарей… Шутов!
— Слушаю, товарищ командир.
— Сопровождай своего ведомого. Как только сядет — самостоятельно на Крестцы.
— Понял.
— Действуйте!
— Есть! — первым откликнулся Тимур и отвалил вправо.
С минуту летели молча. Потом Шутов спросил:
— Все хлещет?
— Поливает, как из шланга, и температура растет.
— Не паникуй, до Выползово вся не выльется.
— И не думаю паниковать.
— Отлично, кедровые шишки! — настраивал Шутов своего ведомого на мажорный лад, а сам думал: «Да где же он там затерялся, этот промежуточный!.. Снегом его занесло, что ли?»
Поселок Выползово и деревня Едрово, как бы маскируясь под наметами обильного снега, жались к Валдайскому тракту. Проезжая часть дороги, однако, видна отчетливо и порой глянцевито поблескивала.
«Наконец-то аэродром!» — рассмотрел расчищенную площадку Шутов и сказал:
— Тимур, под нами Выползово.
— Вижу… Мне сбоку все видно.
— По левому борту — аэродром.
— Вижу.
— Заходи на посадку.
— Есть, на посадку…
Хрипловато стонущий «як» пошел на снижение, и Тимур увидел на снегу бегущую тень своего самолета, которую вскоре настиг у самой земли.
Круживший над аэродромом Шутов облегченно вздохнул: «Сел! Молодчага, Тимур! Ах и молодчага, кедровые шишки!» От продолговатого снежного холмика — должно быть, землянки — к севшему истребителю бежали две черные фигурки. А вот и он, Тимур, соскочил на снег и машет командиру двумя руками. Шутов сделал еще один полный круг, прощально качнул крыльями и, выйдя на прямую, взял курс в сторону фронта.
Механики временного полевого аэродрома деловито осмотрели самолет, и один из них, пожилой дядька с сивыми усами, сочувственно сказал:
— Дэ-э… Дело табак, сынок. Картер пробило.
— Самолет-то новый! — в отчаянии воскликнул Тимур.
— Вижу, что новый! Дэ-э… вот двигатель с дрянцой оказался.
— Ладно, — с горечью махнул рукой Тимур. — Приедут наши механики — что-нибудь придумаем.
— Тут и придумывать нечего, — солидно и грубовато возразил молоденький курносый паренек, силясь придать своему голосу такие же басистые интонации, как у пожилого механика. — Сказано: накрылся двигатель — баста. Только у нас моторов лишних нет. Правда, нет, Петрович?
— Не стрекочи… А ты с какого аэродрома?
Тимур объяснил.
— Новая часть, стало быть. Дэ-э… Что ж, будем дожидаться твоих механиков. Однако, видно по всему, раньше утра их не жди.
— Мало толку, если без мотора притащатся, — вставил молоденький механик.
— Не стрекочи… Давай, сынок, полетный лист диспетчеру на отметку… Отнеси, Петруха. А сам зря здеся не стынь, в землянку пойдем.
«Петрович… Петруха», — отметил про себя Тимур. В другой бы раз улыбнулся, но сейчас не до веселья: опять задержка, опять жди.
В землянке на него дохнуло тепло с примесью запахов машинного масла, бензина,
