Хроника торжеств дает возможность представить их размах. В течение первых трех дней после коронования были приносимы поздравления. 27 августа в Андреевском зале были поднесены от дворянства городов и казачьих войск 10 золотых и 61 серебряное блюдо, вечером состоялся бал в Грановитой палате.

29-го приносили поздравления дамы, вечером – торжественный спектакль в заново после пожара трехлетней давности отделанном Большом театре. Билеты на него выдавались безденежно и таким же образом предлагалось угощение всем присутствующим. Давали итальянскую оперу «Любовный напиток» и балет «Маркитантка». Глаза зрителей были мало обращены на сцену, ибо зала театра представляла собой зрелище много интереснее.

31 августа, 1 и 3 сентября в кремлевских соборах народу раздавались серебряные жетоны с изображением на одной стороне короны и надписью «коронован в Москве 1856 года», а с другой – вензеля А II под короной.

Дождь наград посыпался на приближенных: Алексею Орлову дан был титул князя, князю Воронцову – звание генерал-фельдмаршала, граф Суворов-Рымникский пожалован орденом Св. Александра Невского, французскому и австрийскому послам дарованы ордена Св. Андрея Первозванного, английскому послу дадена бриллиантовая табакерка, Олсуфьев, Берг и Сумароков пожалованы графами, княгине Дадиани дан орден Св. Екатерины 1-й степени.

31 августа был обед на 200 персон в Грановитой палате, присутствовали высшие лица в государстве.

1 сентября в Александровском зале Большого Кремлевского дворца был устроен обед для губернских предводителей дворянства, городских голов и представителей иррегулярных войск. 2 сентября – бал в Александровском зале и ужин в Георгиевском зале.

И тут отличились московские дамы. На бал явилась госпожа Римская-Корсакова, из фамилии столь же известной славными деяниями мужей, сколь и вздорным характером иных жен. Она была вычеркнута из списка приглашенных, и Мария Александровна Паткуль считала это еще малым возмещением за поведение барыни в день коронации, за удар локтем в бок и треснувшее на боку платье.

Министр двора поспешил к Римской-Корсаковой:

– Получили ли вы приглашение, сударыня?

– Нет. Но это верно ошибка.

– Прошу вас уехать до выхода императора, – любезно сказал граф Адлерберг.

– Ну уж коли приехала, ваше сиятельство, то никакой силой меня не выведут, – ответствовала дама.

Так и осталась и имела нахальство, негодовала супруга новоиспеченного генерал-адъютанта, танцевать в царской кадрили.

3 сентября состоялись маневры. 4 сентября усердием московского купечества был дан народный обед для гвардии в городском манеже близ Кремля, и государь осчастливил всех своим присутствием. Огромное здание было внутри убрано цветами и деревьями, которые одни стали напрокат более шести тысяч рублей. Солдат угощали в Александровском саду. Весь обед с музыкой и убранством обошелся в 150 тысяч рублей серебром. Вечером государь был на балу у князя Голицына. 6 сентября государем был дан обед для послов иностранных держав в Георгиевском зале.

Из послов наибольшее внимание публики привлекли французский герцог де Морни, незаконный сын королевы Гортензии и брат Наполеона III, вызывавший восторг своим выездом, и австрийский посол граф Эстергази, чьи наряды были усыпаны бриллиантами чуть менее, чем у великих княгинь.

Одной из скандальных новостей того московского месяца была измена де Морни хозяйке нанятого им дома Римской-Корсаковой (возле Страстного монастыря, позже названного «домом Фамусова»). Пылкий француз не устоял перед чарами известной и в Париже «татарской Венеры». Однако, увидав шестнадцатилетнюю княжну Трубецкую, дочь декабриста, герцог воспылал таким сердечным жаром, что мигом переменил фронт. Вскоре после коронации он на княжне и женился. Как знать, не этот ли случай подсказал Льву Толстому образ первого бала Наташи Ростовой? Толстой был в Москве, через свою тетку графиню Александру Андреевну Толстую, воспитательницу царской дочери, знал все сплетни двора и высшего света.

Австрияк тоже удивил. Он нанял дом Толмачева на Пречистенке и кроме платы за найм отвалил 15 тысяч рублей за право срубить деревья сада перед домом. Там была поставлена палатка для ужина во время бала, устроенного послом.

Кстати, во время ужина у английского посла лорда Гренвиля подали раков с неприятнейшим запахом, что породило немало острот.

По общему мнению, самый блестящий бал и лучший ужин устроил де Морни. За столом обильно подавали замечательные вина, которые он по праву посла ввез в Россию беспошлинно в огромном количестве. К слову, продав остатки вин, он покрыл все свои расходы за время коронации.

8 сентября на Ходынском поле состоялся народный праздник. Накрыто было 672 стола, но праздник не удался. С утра установилась ненастная погода, пошел дождь. Перед приездом государя стали пробовать, не намокла ли веревка флага у императорского павильона, народ принял это за начало праздника и кинулся на столы. Вмиг все было растащено. Ко всему дождь усилился. Государь прибыл в самый ливень. На поле ничего не осталось, кроме опустевших, частью поваленных столов, которые щедро поливал дождь.

9 сентября в большом дворце был дан придворный маскарад. Приглашено было восемь тысяч человек от дворянства и купечества. 10-го – маневры и бал в Благородном собрании. 11-го – охота в окрестностях Царицына, обед волостным старшинам на 750 человек. 13-го – обед во дворце для генерал-губернатора и предводителей дворянства. 16-го – обед во дворце для купечества на 120 персон. Государь, выйдя к собравшимся, провозгласил тост за русское купечество. 17-го был произведен грандиозный фейерверк и тем закончились празднества. Правду говоря, и фейерверк не удался. Погода оставалась сырой. Дым от первых ракет не уносило в сторону, он стоял столбом и быстро сгустился до того, что многочисленные зрители гром и треск слышали, но в сером тумане могли видеть лишь мгновенные огненные языки. Через три дня был спущен императорский флаг с Кремлевского дворца, и Москва начала пустеть.

Перед отъездом по давней традиции августейшая семья посетила Троице-Сергиеву лавру. В дар обители был принесен и собственноручно возложен на главу преподобного Сергия драгоценный покров.

Москва вошла в колею обыденной тихой жизни.

В ярком блеске и шуме празднеств забылось, что коронация пришлась на 26 августа, день памяти Владимирской иконы Божьей Матери, самой древней и почитаемой на Руси. Стоит добавить – и самой трагичной.

С невыразимой, тихой печалью смотрит Дева Мария на своего сына-младенца, провидя и Его высокий путь, и трагическую участь. Икона эта получила в народе прозвище «Умиления»… Ничто не случайно на земле, во всем заложен промысел Божий, но если б знать, если б знать… Пока же российский орел расправлял крылья.