В это время от южных дверей собора до Красного крыльца устанавливаются в две шеренги кавалергарды и конногвардейцы с палашами наголо.

В северные двери входит духовенство во главе с московским и санкт-петербургским митрополитами.

Они скрываются в ризнице и вскоре выходят оттуда в роскошном облачении. Началось молебствие. Пела придворная капелла из ста человек.

По окончании молебствия из обоих отворенных ворот собора послышался шум, то народ приветствовал вдовствующую императрицу. Александра Федоровна с бриллиантовой короной на голове была одета в платье из серебряной парчи. Четыре камергера несли шлейф порфиры. Свои места заняли великие княгини, и при виде их громкий шепот возник в храме: казалось, все сокровища Востока собраны для их убранства. Только вдовствующая императрица заняла место на троне, духовенство двинулось к южным дверям храма для встречи августейших особ.

Александр и Мария шли от Красного крыльца под балдахином из золотой парчи, украшенным страусовыми перьями. Несли его 32 генерал-адъютанта. Среди них был и старый друг Паткуль. Этим утром Александр объявил другу Саше о производстве его в звание генерал-адъютанта и вручил форму, загодя привезенную из Петербурга. Паткуль был счастлив очень, но еще более – его верная Мари.

Государь был в генеральском мундире и имел на себе цепь ордена Св. Андрея Первозванного. Государыня была скромно причесана, одета в белое парчовое платье с горностаевой опушкой. Шлейф ее платья несли пажи. Приложившись к иконам, их величества заняли места на тронах. Императорские регалии были положены на стол возле трона, покрытый парчой.

Затих колокольный звон. Хор запел псалом: «Милость и суд воспою Тебе, Господи».

И настало главное мгновение. Митрополит Филарет взошел на амвон трона и пригласил государя прочесть Символ православной веры. Твердым и громким голосом Александр Николаевич произнес:

– Верую во единаго Бога Отца…

Тишина стояла в храме. Потрескивали сотни свечей, шелест пышных платьев, позвякивание военной амуниции; за окнами громко ворковали голуби, которым было все равно, а за дверями храма волновалось море народа.

После прочтения Евангелия оба митрополита подошли к императору. Он снял с себя Андреевскую цепь и повелел поднести порфиру, которую подали на парчовых подушках. Митрополиты возложили ее на рамена императора. Государь преклонил колена, и митрополит Филарет благословил его: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго духа. Аминь».

Встав, император велел поднести корону. Генерал от инфантерии князь Шаховской передал корону митрополиту, который поднес ее государю.

Александр взял тяжелую корону в обе руки и возложил на себя. Взял в обе руки скипетр и державу.

Не было и не могло быть в его жизни более величественных мгновений. В длинном ряду великих московских князей, царей и императоров, вот так же принимавших символы державной власти, а с ними и саму власть над огромной державой и ответственность за нее пред Богом и людьми, в этом ряду теперь стоял и он, Александр II, Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса-Таврического, Царь Грузинский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Польский и Финляндский, Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Корельский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новгорода Низовской земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Угорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский, и Всея Северные страны Повелитель и Государь Иверской, Карталинской и Кабардинской земли и области Арменския, Черкасских и Горских князей, и иных Наследный Государь и Обладатель…

Певчие пели «Многая лета», радостно звонили все колокола, и вновь гремели пушки в Кремле.

Завершая церемонию по древнему чину, он возложил малую императорскую корону на голову жены, покрыл ее плечи порфирой и надел цепь ордена Св. Андрея Первозванного. Во время службы корона, плохо закрепленная статс-дамами, слетела с головы императрицы. (Смысл красноречивейшего сего эпизода стал ясен много позднее.) Оба вновь заняли места на тронах.

«Многая лета, многая лета, мно-о-о-о-о-огая ле-э-та…» – трижды пропел хор. Во всю мощь звонили колокола и пушки палили 101 раз.

По чину священного коронования русских самодержцев Александр Николаевич коленопреклоненно произнес молитву к Богу, а после святитель Филарет также коленопреклоненно читал молитву от лица всего народа: «Боже Великий и Дивный, неисповедимою Благостию и богатым промыслом управляя всяческая… покажи Возлюбленного Тобою Раба Твоего, Благочестивейшаго Самодержавнейшаго Великаго Государя Нашего Императора всея России – врагом победительна, злодеям страшна, добрым милостива и благонадежна; согрей сердце Его к призрению нищих, к приятию странных, к заступлению нападствуемых. Подчиненный же Ему правительства управляя на путь истины и правды…»

То были мгновения, когда привычные слова обретали первородную мощь и силу, и тайный Божий Промысел смутно угадывался в них.

«…Даруй же во дни Его и всем нам мир, безмолвие и благопоспешество, благорастворение воздуха, земли плодоносия, и вся к временной и вечной жизни потребная. О премилосердный Господи наш, Боже щедрот и Отче всякия утехи, не отврати лица Твоего от нас, и не посрами нас от чаяния на него, уповающе на Тя, молимся Тебе, и молящеся на щедроты Твоя уповаем: Ты бо един веси еже требуем, и прежде прошения подаеши, и дарования утверждавши, и всякое даяние благо, и всяк дар совершен свыше есть сходяй от Тебе Отца светов. Тебе слава и держава со Единородным Твоим Сыном и Всесвятым и Благим Животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и во веки веков».

После Божественной литургии у Царских врат состоялось мирропомазание, и Александр второй раз увидел драгоценный яшмовый сосуд с финифтяной змеей на крышке. Далее митрополит ввел его в алтарь, где самодержец принял причастие по царскому чину, как причащаются священнослужители.

И вновь хор выпевал «Многая лета…»

Далее император и императрица по специальному помосту прошествовали из Успенского собора в Архангельский и Благовещенский, взошли на Красное крыльцо, откуда троекратно кланялись народу.

Погода разгулялась, наступила настоящая жара, и публика изнемогала в толкотне и давке. Особенное возмущение петербургских дам вызывало бесцеремонное поведение московских барынь, лезших повсюду в первые ряды, вопреки церемониалу и уговорам церемониймейстеров. Отпихивая жен генерал-адъютантов, какие-то толстомясые барыни в умопомрачительно диких нарядах, сразу видно, что вчера из медвежьих углов приехали, заняли лучшие места на помосте. Петербургские дамы высшего света презрительно усмехались, но таили в душе недобрые чувства.

В три часа состоялся парадный обед в Грановитой палате. Вечером город был обильно иллюминирован. Александр Николаевич проехался с женою в коляске, но скоро утомился от постоянных криков «ура» и медленной езды в густой толпе.