Князь Александр Иванович вскоре стал генералом. На Кавказе он вел жизнь роскошную, устраивал для офицеров своего полка открытый стол и любил удивить их: в горах иногда подавали цельные трюфели. Замечательную храбрость Барятинского признали все. Во время стычек с горцами он не раз получал сквозные пулевые ранения, так что старые кавказцы говорили: «Живот князя Барятинского – как решето». Став начальником штаба Кавказского корпуса, князь рассчитывал со временем подняться и на следующую ступень. Сохранение дружеских и доверительных отношений с наследником престола давали ему на то твердую гарантию. Однако случилось непредвиденное.

В свои наезды в Петербург князь Александр пользовался милостями жены флигель-адъютанта Алексея Григорьевича Столыпина Марии Васильевны, урожденной княжны Трубецкой, женщины замечательной красоты и обаяния. Эти ее качества вполне оценил и наследник, с которым князь поделился. Трио было вполне довольно и дружно, пока не умер муж. Овдовев, Мария Васильевна, не колеблясь, пожелала вновь выйти замуж и лучшего кандидата, чем князь Барятинский, и представить не могла. На беду князя, Александр Николаевич ее выбор одобрил и о том прямо написал Барятинскому, вызывая его в столицу.

Жениться на распутной женщине хотя бы и для сохранения дружбы с цесаревичем Барятинский не хотел. Но и ссориться с ним не хотел тоже. Доехал он до Тулы и там, сказавшись больным, провел почти весь отпуск, после которого вернулся в Тифлис.

Петр Долгоруков уверяет, что и отказ князя Александра от заповедного имения Барятинских, населенного шестнадцатью тысячами душ, в пользу младшего брата вызван тем же. Вероятнее, однако, что эти две вещи совпали случайно, ибо для ловкой дамы (да при монаршей милости) Барятинский при всех условиях виделся одним из богатейших женихов России. Но он остался тверд.

Не в этом ли причина временного охлаждения Александра Николаевича к Барятинскому, искусно усиленная Адлербергом, боявшимся конкурента у трона? После кончины Николая Павловича Барятинский ждал-ждал вызова в столицу, не дождался и летом под предлогом нездоровья без царского позволения уехал с Кавказа и нежданно явился в Царском Селе.

Принят он был довольно холодно и никак не на старом положении близкого друга. Перспектива захрястнуть на Кавказе в генерал-лейтенантском чине, вполне заманчивая для всякого другого, для него была нестерпима. Следовало любой ценой вернуть милость государя.

Тот был занят делами дипломатическими и военными. Во-первых, князь Александр Иванович не решался вмешиваться, а во-вторых, чувствовал себя довольно уверенно. Он повидался с нужными людьми, с тем же Дмитрием Милютиным, и выдвинул мысль о созыве специальной комиссии «для улучшения по военной части». Мысль эта витала в воздухе, и государь одобрил. Правда, председателем комиссии был назначен генерал-адъютант граф Ф.В. Редигер, главнокомандующий гвардейским и гренадерским корпусами, а не он. Князь Александр не слишком огорчался. Он твердо рассчитывал на пост военного министра. Вот почему ему крайне нужен был генерал Милютин.

В Европе к этому времени рекрутская система изжила себя, но в России сохранялась. Государству поэтому приходилось содержать большую, более миллиона человек, армию, а это требовало огромных расходов, непосильных для бюджета. Милютин был преимущественно штабным офицером, но реальное положение дел в войсках знал. Знал о плохой выучке солдат из-за господства палочной дисциплины и пустой муштры, о полнейшем произволе командиров, имевших право сечь нижних чинов сколько им угодно было. Был случай, когда некий батарейный командир сек нередко жену своего денщика, потому что она была красива собой и ему нравилось смотреть на нее во время процесса сечения.

Полный портрет самого начальства дорисовала Крымская война. Ладно бы только военная неграмотность, а казнокрадство, хищения! Некий командир пехотной бригады выдал свою дочь замуж, обещав в приданое половину того, что будет отныне красть из сумм, отпускаемых на продовольствие солдат. И сколько было таких командиров…

В марте 1856 года Милютин составляет очередную записку под названием «Мысли о невыгодах существующей в России военной системы и о средствах к устранению оных». В отличие от других представленных по начальству проектов в его записке предлагалась скорейшая реорганизация всей военной системы империи. Милютин доказывал необходимость сокращения армии в мирное время до минимума и максимальное развертывание ее в военное время, предлагал уничтожить в мирное время деление на армии и корпуса, создав вместо них военные округа.

Принципиальный вопрос предлагаемого изменения всей системы, как отметил для себя Александр Николаевич, состоял в отказе от крепостной системы. Зачисленные в солдаты становились вольными. Следовательно, без перемены всего социально-экономического строя нельзя было сократить срок службы, создать обученный запас. Сам того не зная, Милютин показал наивность мыслей государя о коренном улучшении армии одними организационными переменами. Кроме того, дерзкий генерал покусился на систему генеральских должностей, предлагал подчинить военному министерству и гвардию, и артиллерию, и военно-учебные заведения, традиционно имевшие своими начальниками великих князей. Александр Николаевич не любил радикальных действий и не любил обижать людей. По всем этим соображениям записка Милютина была возвращена в военное министерство.

В это время в здание на Дворцовой площади на смену князю Долгорукову пришел невежественный генерал Николай Онуфриевич Сухозанет, о безграмотности которого ходили легенды. Милютин его хорошо знал, помнил, как в бытность главой Военной академии Сухозанет публично заявил слушателям: «Я, господа, собрал вас, чтобы говорить с вами о самом неприятном случае. Я замечаю, в вас нисколько нет военной дисциплины. Наука в военном деле не более, как пуговица к мундиру; мундир без пуговицы нельзя надеть, но пуговица не составляет всего мундира. Повторю то, что уже несколько раз я говорил при сборе офицеров в академии: без науки побеждать возможно, но без дисциплины – никогда».

Сухозанет тоже хорошо знал Милютина. Такому министру такой генерал для особых поручений не был нужен. Сухозанет пренебрег предложением своего предшественника предоставить Милютину пост директора канцелярии министерства. Более того, выразил сомнение в целесообразности оставления того вообще в министерстве.

Тогда Милютин подает рапорт об отчислении его от всех должностей – члена ряда комиссий и комитетов, профессорства в Военной академии. Для человека, жившего преимущественно на жалованье, это был отчаянный шаг. В мае 1856 года просьба была удовлетворена.

Брату Николаю, осуждавшему его за это решение, он отвечал:

– С полной искренностью могу тебе сказать, что я доволен этой перемене в моей жизни, и нимало не сожалею о несбывшихся видах на занятие значительного поста в военном управлении. Не честолюбие влекло меня на этот путь, а чистосердечное желание работать с пользой для общего дела. И вот я с чистой совестью удалился от бюрократической суеты и возвратился к той тихой скромной деятельности писателя, в которой так счастливо прожил восемь лет перед войной.

В середине августа 1856 года военная комиссия начала свои заседания, а Милютина там не было. Иные заботы отвлекли нашего героя.