– Я подарила Наоми ту футболку, и она сказала, что я крутая. Я! Да обо мне так никто никогда не говорил, и со мной вообще никто не разговаривал после того, как я пришла в эту школу, ну, только если чтобы поиздеваться. И она пригласила меня за свой стол в столовой. Сесть. Рядом. С. Ней. Ты понимаешь, какой это прорыв?

Элли замолкает, чтобы перевести дыхание, и видит удрученное выражение лица Мэри.

– Что такое?

Мэри вздыхает и проводит рукой по лицу. На секунду кажется, что она гораздо младше пятнадцати лет. Элли никогда не видела ее такой уязвимой, как сейчас.

– Что такое? – снова спрашивает Элли, начиная впадать в панику. – Что, Мэри?

– Ничего, Элли. Просто обещай мне одну вещь, хорошо?

– Ты не собираешься все это испортить? Пожалуйста, не говори мне, что единственный человек, который дружелюбно ко мне отнесся после того, как я сюда переехала, собирается меня обмануть и подвести, потому что я тебе не поверю.

Глаза Мэри наполняются слезами.

– Единственный человек, который дружелюбно к тебе отнесся? А я не относилась к тебе по-дружески? Я не была тебе лучшей подругой после того, как ты появилась здесь? Я же о тебе заботилась – я сейчас о тебе забочусь! Единственное, о чем я тебя прошу, – не подпускай Наоми Харпер слишком близко к себе. Пожалуйста, Элли! Ей нельзя доверять. Я даже не прошу тебя не дружить с ней. Я хочу, чтобы у тебя были подруги. Я только говорю: оставайся настороже.

Но Элли всего одиннадцать лет, и хотя иногда она чувствует себя на несколько десятков лет старше, она больше всего на свете хочет иметь возможность заводить подруг и не быть все время настороже. Она хочет расслабиться.

– Прости. Конечно, ты самая лучшая подруга, которая у меня здесь есть. Была и есть. Ты лучшая сестра, о которой я могла мечтать. Но ты не учишься в моем классе, ты старше, и нельзя выжить в школе всего с одной подругой. Иногда мне так одиноко, что я помогаю работницам столовой наводить порядок, чтобы хоть с кем-то поговорить. И теперь, возможно, мне больше не потребуется это делать. – Слезы катятся у нее по щекам и оставляют следы. – Мне так хочется быть нормальной.

Мэри пересекает комнату, сбросив полудюжину учебников с кровати на пол, обнимает Элли обеими руками и прижимает к груди. Элли опускает голову на плечо Мэри и плачет в ее школьный свитер. Мэри гладит ее по волосам и шепчет ей на ухо:

– Шшш, шш, все нормально. Все нормально, Элли. Глупышка! Я просто пыталась о тебе заботиться, но я вижу, что ты считаешь Наоми хорошим человеком. Ты хочешь ей верить, отбросить сомнения. Может, я и ошибалась насчет нее.

Элли улыбается сквозь слезы.

– Давай я тебе помогу тут прибраться.

Элли наклоняется, чтобы поднять книги, валяющиеся у кровати, но Мэри подпрыгивает так, словно получила электрический шок.

– Нет! – кричит она, и Элли отдергивает руку. Из-под кровати Мэри торчит пачка бумаг, и Элли достает их.

– Что это?

Судя по виду, Мэри в отчаянии, когда Элли просматривает листы бумаги формата А4. Они смяты, сверху и снизу к ним приклеен скотч. Похоже, их сорвали с тех мест, где они были приклеены. Элли понимает чтó на них написано и нарисовано, и внутри у нее все сжимается при виде грубого рисунка маленькой девочки, у ног которой собралась лужа, и надписи в нижней части: «От Вонючки Элли воняет мочой».

– Мэри?

Мэри вздыхает и опускается на пол рядом с Элли, обнимая ее за плечи.

– Я сорвала их с автобусной остановки – до того, как ты вышла из класса. Я сорвала все, которые нашла. Я не думаю, что их многие видели.

Элли считает листы в пачке; всего их десять, все – копии первого.

– Ты думаешь, что это сделала Наоми?

– Я так считала, – признается Мэри. – Но после того, как ты рассказала, как она была с тобой мила, я думаю, что это не она. Я не хотела, чтобы ты их видела, Элли. Мне очень жаль.

Элли сидит молча, уставившись на рисунок, не может отвести от него взгляд. Рисунок детский, но это совершенно точно Элли, да и, конечно, ее имя есть в подписи под рисунком. Тот, кто это написал, нарисовал крошечные сердечки над буквами «i» вместо точек, и Элли их узнает. Это фирменная фишка Наоми. Элли видела бессмысленные рисунки в блокнотах Наоми и помнит, как еще подумала, что рисование таких сердечек сильно замедляет письмо. И одновременно она подумала, что ей тоже хотелось бы писать подобным образом, быть достаточно крутой, чтобы использовать какую-то подобную фишку. Хотя это ничего не значит: любой человек может добавить сердечки вместо точек над буквами «i», и будет казаться, что картинку нарисовала Наоми. Но у себя в сознании Элли видит, как одна из подружек Наоми крепко ее держит, а вторая выливает мочу ей в брюки. Элли думает о том, что это было запланировано заранее: ведь требовалось принести контейнер, сходить в туалет, где одна из них в него написала. Элли представляет, как они хихикали, когда все это делали, и говорили про Вонючку Элли, воняющую мочой. Как она могла быть такой дурой? Почему пары добрых слов хватило, чтобы стереть эти образы и воспоминания у нее из памяти, пусть и временно?

– Это была она, – шепчет Элли и точно знает это – она никогда ни в чем не была так уверена. Элли задумывается, что бы могло с ней случиться, если бы она во время обеда уселась за один стол с Наоми. Благодаря своей трусости она неосознанно избежала еще одной порции шуток в свой адрес? Было глупо думать, что у нее когда-нибудь появятся подруги в месте типа Гонта, в городе, который пережевывает пришельцев и выплевывает их в канаву. Этот город объявил, что она – злодейка, но при этом обладает самым злым и жестоким сердцем, которое Элли когда-либо встречала. – Она не хочет быть моей подругой, – тихо произносит Элли себе под нос. – И никогда не хотела. Никто не хочет.

Мэри сжимает ее плечо.

– У тебя еще появятся подруги, Элли, я обещаю. Тебе просто нужно быть более осторожной, не доверять кому попало. Ты такая милая, ты хочешь думать только хорошее обо всех людях, но нужно быть немного пожестче. Ты должна им показать, что так нельзя относиться к людям, или это будет продолжаться столько времени, сколько ты живешь здесь.

– Я не стану спускать ей это с рук, – клянется Элли, говоря натянутым и почти