Немец обрадованно закивал головой и с сильным акцентом сказал по-русски:

– Давай! Давай!

Все трое дружно рассмеялись.

– Так у нас в концлагере русские пленные говорили, – объяснил Курт Вильде. – Сделать что надо – давай, помочь – тоже давай, кусок хлеба тихонько подсунут – давай ешь, говорят… Замечательное, универсальное слово!

– Русский язык емкий, – улыбнулся Фокин. – Итак, перейдем к делу. Слушай, что известно нам…

Он коротко пересказал полицейскому результаты наблюдений Тараса, поставил под сомнение безобидность манипуляций Ганса Майера в подвале и на территории двора отеля, сообщил о предполагаемых связях с Евой Шлифке и достаточно прозрачных намеках Гертруды. Все надлежит уточнить, проверить, выяснить…

– Постараемся, – сказал Вильде. – Но прежде, по-моему, следует установить, кем был Майер. Я по подпольной работе знаю: прошлое человека, личные и общественные связи наиболее точно характеризуют его поведение в будущем. К сожалению, у нас нет даже фотографии Майера…

– Есть! – вмешался в разговор Тарас. – Я хотел сказать, что видел снимок, на котором снят очень похожий на него человек.

– Что же вы раньше молчали, дорогой юноша? – вскочил Курт Вильде. – Покажите…

– Фото находится у хозяйки в альбоме.

– Значит, надо попросить у фрау Шлифке…

– Ни в коем случае. Лучше без шума, – остановил немца Фокин и повернулся к Тарасу: – Я спущусь вниз, отвлеку внимание хозяйки, а ты действуй.

Выждав несколько минут, Тарас выскользнул из номера и мигом взлетел по лестнице на второй этаж. Дверь комнаты оказалась, как всегда, открытой.

Он не сразу нашел альбом. Поискав, обнаружил запрятанным в одном из ящиков бюро. Сверху лежали какие-то квитанции, счета, исписанные листы бумаги. От неловкого движения они веером рассыпались по полу. Тарас бросился подбирать. Не хватало, чтобы фрау Ева застала его сейчас здесь. Рыться в чужих бумагах – разве не противное для честного человека занятие?.. Но в ушах стояло сказанное Гертрудой: «Эсэсовская гадина!»

Тарас лихорадочно откинул застежки альбома. Где же чертова фотография? Долистав до конца, он вернулся к началу и медленно перевернул страницу за страницей. Все было напрасно. Нужного снимка не было.

Когда Тарас сообщил об этом Фокину, тот присвистнул: дела-а-а… А Курт Вильде был глубоко разочарован:

– Я так надеялся, – сокрушенно сказал он. – Трудно работать вслепую, а ничего не поделаешь. Будем принимать другие меры.

День прошел в томительном ожидании. Тараса не покидало ощущение: что-то должно случиться. Но час проходил за часом, а ничего не происходило.

В полдень привезли свежий хлеб. Затем подали обед. Часы на ратуше простучали пять раз, солнце стало уползать к горам. И вот уже вечер вошел потихоньку в комнату…

Бесплодное ожидание утомило больше, чем самая напряженная работа. Оба уже засыпали, когда в коридоре послышались торопливые шаги. За дверью раздался заикающийся голос бармена:

– Герр комендант! Герр комендант! Просили передать… сообщить! Вас вызывают…

Фокин рывком вскочил с кровати и распахнул дверь.

– Что ты бормочешь? – крикнул. – Повтори!

Бармен затараторил:

– Звонили… просили передать: срочно надо ехать…

Окончательно проснувшись, Фокин схватил бармена за плечо и грозно потребовал:

– Давай по порядку: откуда, кто и зачем звонил?

– Нам – из полиции, герр комендант. Прошу меня извинить, им – из русской комендатуры.

– Из Эйзенаха, что ли?

– Да-да, герр комендант, из этого города, как вы изволили назвать…

– И что просили передать?

– Вас, герр комендант, срочно требуют.

– Ты не ошибся: меня?

– И вас, и милейшего молодого человека! Обоих вызывают. Велели немедленно выезжать, извините, герр комендант, это не мои слова. Я только передаю: велели…

Бармен исчез, беззвучно прикрыв за собой дверь.

– Чертовщина… – пробормотал Фокин. – Кому мы могли понадобиться среди ночи? И зачем?.. Впрочем, зря беспокоить не станут, – рассуждал Фокин вслух, – похоже, что-то стряслось. Думай, дружище, как выбираться будем. Попутную машину сейчас не поймать.

– В полиции есть мотоцикл с коляской.

– Верно, – обрадовался Фокин, быстро натягивая гимнастерку.

В полиции подтвердили, звонок из комендатуры был именно такого содержания. Последний червячок сомнения, все еще грызший Фокина, исчез.

Через полчаса они мчались на мотоцикле по направлению к Эйзенаху. Дорога была ровной, люльку, в которой сидел Тарас, мягко покачивало. Свет фар выбеливал асфальт, и он ложился под колеса – пепельно-серый с блестками. Иногда мотоцикл подбрасывало на выбоинах, и тогда заднее сиденье скрипело под тяжестью взгромоздившегося на него Фокина.

В Эйзенах добрались после полуночи. Ссадив их у комендатуры, полицейский сказал, что ему приказано немедленно возвращаться, и дал газ.

Заспанный дежурный, старший лейтенант, встретил прибывших удивленным возгласом:

– Откуда вы свалились? Почему без предупреждения? Мне ж разместить вас негде!

– Не по своей воле прикатили, – буркнул Фокин. – Лучше объясни, кому нужна была такая спешка?

– Я вас, во всяком случае, не приглашал, – обиделся старший лейтенант.

– Не приглашал? – передразнил Фокин. – Кто же телефонограмму о вызове передавал? Или я сам себя за шиворот из кровати выволок?

– Какую телефонограмму? Не было этого! – еще больше удивился дежурный и растолкал спавшего на топчане помощника. – Слышь, Василь, ты кого-нибудь вызывал?

– Не было этого, – пробормотал Василь и, повернувшись на другой бок, снова заснул.

– Уж не смеетесь ли вы надо мной? – грозно надвинулся на старшего лейтенанта Фокин. – В полиции сказали: из комендатуры Эйзенаха потребовали нашего немедленного прибытия.

– Я с семи вечера ни на шаг не отлучался, товарищ капитан, ей-богу, – взмолился дежурный. – Вы сами можете проверить. Вот книга телефонограмм, посмотрите. Распоряжения, которые передаются, обязательно зарегистрированы.

Фокин взглянул на Тараса:

– Ты что-нибудь понимаешь?

Тарас не отозвался. Он был сбит с толку. Откуда могли звонить, если не из комендатуры? Кто мог решиться на розыгрыш? Разве что свои ребята, но они были далеко: полк стоит