– Детей? – спросил Дарий, когда молчание затянулось.

– И останки.

– Люди не меняются, – сказала Варна. – А ведь приют и без того полон, верно?

– Верно. Пара коек осталась, больше не потянем. В последнее время пришлось пояса затянуть, старших отправляем в деревню работать, чтобы хоть как-то существовать. Тяжело, но справляемся с Божьей помощью.

За последние дни вопросов у Варны накопилось больше, чем за минувшие десять лет. Взгляд сам собой метнулся к Дарию, который немного сдвинул капюшон, чтобы видеть Млада. Друг явно задумался о чем-то, наверное, их волновало одно и то же: согласился бы он жить так, как сейчас живет их старый товарищ? Воспитывать чужих детей, отрастить живот, осесть, позабыть о холоде металла, прижимающегося к бедру. Дарий ответил на ее взгляд, долго смотрел глаза в глаза, потом покачал головой.

– Своими комнатами можете пользоваться сколько вам угодно. – Млад встал. – Нам пора помолиться на сон грядущий, если захотите – присоединяйтесь.

Он ушел, никто не двинулся с места. Светозарные подождали несколько минут и, словно повинуясь приказу, одновременно встали и вышли. Дарий снял капюшон, устало потер глаза, скорее по привычке, и спросил:

– Что будем делать дальше?

– Уедем, вернемся к работе, продолжим истреблять нечисть. – Варна пожала плечами.

– Не кажется ли тебе, что все это бессмысленно? – Дарий обвел взглядом опустевшую комнату. – Подручных Зверя становится только больше, они прут из Черной Пади, будто там открылись двери в Навь. Мы всю жизнь будем охотиться, чтобы умереть либо от чьих-то зубов, либо от старческой хвори.

– У нас хотя бы есть цель. – Она не стала напоминать, что ему такая судьба точно не грозит. – Многие просто коптят небо, бесцельно проживают свои дни.

– Наша ли это цель? Теперь я вижу, что мы просто не имели возможности подумать об этом. Если бы сбежали тогда, где бы мы оказались?

– Кто знает. – Варна встала.

– Уходишь?

– Ненавижу слова «если бы, – фыркнула она. – Думай о настоящем, Дарий. Все возможности уже упущены, и нам их не вернуть.

– У меня остались только воспоминания. – Он ухмыльнулся. – Мысли о времени, когда я был способен на что угодно, но предпочитал прятать голову в песок.

– О, однажды ты вынул ее оттуда – и что произошло? Хватит, Дарий.

– Ты жестока со мной. Я ведь ни с кем больше не могу это обсудить.

– Обратись к Богу. Помнится, у вас были очень теплые отношения.

То ли так на нее влияло возвращение в родные края, то ли вывел из себя разговор с выскочкой в белом плаще, но внутри бушевала буря из раздражения и гнева. Еще и Дарий решил расковырять старые раны! Она неосознанно потянулась к уродливому шраму на плече. Помнит ли он дни, проведенные в доме ее родителей? И если помнит, то как может говорить о них?

В любой другой день Варна бы с удовольствием выслушала друга, попыталась понять, что его терзает, но не сегодня. Становилось страшно от того, что внутри теплится огонек мрачного удовлетворения, – отказавшись слушать Дария, она совершила свою маленькую месть за те годы, которые ей пришлось путешествовать с молчаливым покойником. Когда слова рвались наружу, ей хотелось кричать о том ужасе, на который обрекла ее Рослава. Но Дарий молчал, не отвечал, иногда просто уходил так далеко, как мог, причиняя боль и себе, и ей.

Сейчас ее отравленный грехом дух торжествовал: она чувствовала нездоровое удовлетворение, видя, как мука искажает все еще любимые черты. Ей нравилось причинять ему боль, и, признавшись себе в этом, Варна ощутила, как от стыда жжет нутро. После стольких обид и пережитых горестей им лучше бы разойтись в разные стороны, да только они не могут. Он всегда будет рядом – вечный и юный, – и однажды ему придется таскать за собой немощную старуху.

В комнату Дарий не вернулся – видимо, предпочел остаться наедине с распятием. Что ж, может, хотя бы Господь его выслушает.

Удивительно то, что даже после воскрешения Бог не отвернулся от него. Насколько велика его любовь к этому мальчишке, если после всех ужасов, которые сотворила с ним ведьма, Свет не оставил его?

Для Светозарных Свет – это оружие, божественный щит, помогающий бороться с нечистью. Существуют твари, которых не упокоить без вмешательства высших сил. Вступая в ряды Святого Полка, юноши и девушки проходили через особый ритуал. Во время него священнослужители молили Господа о том, чтобы Он благословил новобранцев, даровал им способность обращаться к Его силе. Дарию же все досталось просто так, без посредников. Сейчас Свет обжигал их обоих, но все равно помогал, что странно, ибо ни один из них не просил о благосклонности.

В отличие от воинов Полка, члены Взвода чаще использовали языческие ритуалы, но Господь отвечал и им. Не всем, не всегда, но часто. Наверное, Ему было виднее, кому нужна помощь, кто заслужил ее своими делами, ведь в Его глазах – высшая справедливость. По крайней мере, в это верили наставники, обучавшие их.

В дверь постучали, Варна нехотя встала с постели и приготовилась отчитывать Дария за то, что мешает ей отдыхать, но на пороге оказался вовсе не он. Толкнув ее в грудь, Свят вошел, осторожно прикрыл за собой дверь и щелкнул замком. С губ Варны была готова сорваться неуместная грубая шутка – мол, ей не нужны его услуги и ее разум и так находится в покое, но Свят выглядел слишком мрачно, чтобы шутить.

– Нам нужно поговорить.

– До утра подождать не мог? – Она сложила руки на груди, всем своим видом показывая, что не рада ему.

– Не мог. – Он приблизился к ней, наклонился – его нос почти коснулся кончика ее носа. – Это я убил Гореслава.

Глава 26. Тогда

Жизнь способна измениться в одно мгновение, порой повинуясь чужой злой воле. Еще вчера ты, полный надежд, смотрел в будущее без страха, утвердившись, наконец, в своих желаниях, а завтра от тебя останется лишь оболочка, подобие человека, мясо на костях, безвольно бредущее на заклание, как тупое животное.

На утренней молитве Варна кивнула Дарию, он ответил ей тем же. Обычное приветствие старых друзей, но для них – тайный знак. Под ее кроватью лежал мешок со всеми вещами, которые она собиралась взять с собой. Кивок дал понять, что и Дарий не передумал. В груди стало тепло – так отзывались любовь, благодарность; Варна оттаяла, греясь в лучах его доброты и поддержки.

Сражалась она с особым рвением, дважды уложила Свята на лопатки, с сожалением думала о том, что это их последние совместные занятия. Он дрался спокойно, а Варна – отчаянно, вкладывая в удары чувства, бушующие внутри. В какой-то момент Гореслав подал голос:

– Варна! – Она остановилась. – Соберись! Двигаешься наобум, что с тобой?

«Завтра ночью я стану свободной!» – хотелось закричать ей, но она лишь безразлично пожала плечами.

Замешкавшись, получила удар навершием меча. Собралась, вернулась в стойку и прислушалась к потоку силы, разливающейся внутри. Благодаря ей Варна предугадывала движения Свята, потому что чувствовала их раньше, чем он делал выпад. Его ритм был знаком ей так же хорошо, как свой собственный. Свят был резким, напористым и точным, его тело – гибким и текучим, как вода. Удары он наносил колющие, а она – размашистые. Ей нравились свободные движения, а ему – скупые. Да, ей будет его не хватать, пусть друзьями они так и не стали, пусть между ними случилось нечто, о чем она предпочитала не думать, но он стал ей опорой и учителем. Свят до сих пор хранил молчание, и она была благодарна ему за это. Ни словом, ни взглядом он не выдал их, ни разу не спросил о природе ее силы, не требовал объяснений и не заводил долгих разговоров. Работать с ним в паре, как Светозарные, было бы удовольствием, теперь-то она могла признаться себе в этом. Они – прекрасная пара, их мастерство отточили сотни совместных боев, и разделять их – глупость, которую Гореслав никогда не совершил бы. Но этому не суждено было сбыться. Выбирая между отшельнической жизнью с Дарием и сражениями бок о бок со Святом, она предпочла первое, и собранный мешок подтверждал ее решение.

– Отличный