В эпоху Михаила Пселла университет делился на два отделения: философское и юридическое. Сам Михаил был эпархом философов, то есть, как бы мы сейчас сказали, деканом философского факультета. Он собрал вокруг себя выдающихся последователей: Иоанна Мавропода, Иоанна Ксифилина, Константина Лихуда и многих других. Все эти люди занимали очень высокое положение в государстве, то есть были чиновниками высокого ранга, и при этом они были учеными. Это и в самом деле было уникальное время, когда, можно сказать, власть в стране захватили философы.

В середине 40-х годов XI века на разных концах империи происходят события, казалось бы, никак между собой не связанные, но которым предстояло сыграть чрезвычайно важную роль в истории Церкви. На Востоке в 1045 году в состав империи входят земли обширного армянского царства Ани, а под властью Константинополя оказываются области, населенные христианами, которые еще в V веке не признали Халкидонского Собора и чьи традиции сильно отличаются от византийских.

Перед разными византийскими авторами встает вопрос о том, насколько правы эти новые армянские подданные империи, а если они не правы, то в чем именно? И в связи с этим разные авторы пишут сочинения на эту тему, и, в частности, к тематике особенностей Армянской Церкви обращается ученик Симеона Нового Богослова, студийский иеромонах Никита Стифат. Он пишет сначала четыре трактата о разных особенностях Армянской Церкви, которые он считает неправильными, а потом добавляет к ним еще пятый трактат, «Об опресноках», где критикует именно пресный хлеб, который армяне используют за богослужением.

Алексей Бармин, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник ИВИ РАН

Так исключительно по внутриимперским причинам на повестке дня оказывается этот, казалось бы, частный вопрос литургической практики в разных Церквях. Почти одновременно на противоположном конце империи, в Италии, разворачивается другая драма. В 1030 году один неаполитанский герцог пригласил к себе на службу норманнов, наемников из Северной Европы, и дал им земли в своих владениях. Однако спустя несколько лет бывшие наемники начали присоединять к своему наделу новые территории и вскоре стали претендовать на последние византийские владения в Южной Италии.

В конце 40-х годов византийским наместником Южной Италии оказывается Аргир. По своему происхождению он связан с лангобардским населением, и это человек, который, скорее всего, привык к богослужению в латинском обряде – к тому, которое совершается на латинском языке.

Алексей Бармин, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник ИВИ РАН

Около 1051 года Аргир приезжает в Константинополь. По всей видимости, его целью было убедить императора заключить союз против норманнов с папой римским, причем императорский наместник считал, что за это папе стоит пообещать возвращение отобранных еще императорами-иконоборцами канонических территорий в Южной Италии. Этот политический проект, видимо, был одобрен императором, но вызвал категорические протесты константинопольского патриарха Михаила Керулария, причем свои возражения патриарх облек в богословскую форму.

Нам известно, что Аргир, будучи в Константинополе, во-первых, неоднократно встречался с патриархом Михаилом Керуларием и спорил с ним по поводу пресного хлеба за богослужением. Мы знаем, что Аргир отстаивал правомочность того богослужения, которое совершалось в Латинской Церкви, и, кроме того, он несколько раз пытался получить причастие в соборе Святой Софии из рук патриарха, и патриарх неоднократно – четыре раза – отказывал Аргиру в причастии.

Алексей Бармин, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник ИВИ РАН

Таким образом, вопрос о причастии квасным или пресным хлебом, который разрабатывали византийские богословы в полемике с армянами, внезапно становился политически актуальным. Византийцы, конечно, не могли не знать, что в Западной Европе пресным хлебом причащаются уже несколько столетий, но именно в 1053 году архиепископ Лев Охридский пишет пространное сочинение о заблуждениях Римской Церкви, где вопрос об опресноках поставлен на первое место.

Вроде бы это маленький пункт, который можно было бы покрыть взаимной любовью, взаимным пониманием, прощением, взаимным допущением разных практик, но видно, что к 1054 году уже произошло достаточно большое оскудение любви, и Запад мыслил себя всевластным, первым, в нем как бы пробудился такой гений римского народа.

Игумен Дионисий (Шлёнов), кандидат богословия, доцент МДА

Тогда возникает текст, который обозначается в оригинале по-латыни словом libellus, то есть «книжечка» или «памфлет», где делается попытка оспорить эти обвинения, прозвучавшие со стороны Льва Охридского. Собственно говоря, главная тема сочинения – это даже не те обрядовые отличия, о которых писал сам Лев Охридский, а принципиальный вопрос, может ли кто-либо критиковать те обычаи, которые разделяются Римской Церковью. Именно это оказывается темой произведения. Главная идея состоит в том, что римский папа неподсуден никакому другому иерарху, поэтому другие иерархи не должны критиковать те обычаи, которые приняты в Римской Церкви.

Алексей Бармин, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник ИВИ РАН

Отношения между Церквями накаляются все сильнее, а норманнская угроза в Южной Италии становится все серьезнее и серьезнее, поэтому в 1054 году папа римский Лев направляет в Константинополь посольство, которое возглавлял кардинал Гумберт, чтобы разобраться в ситуации. Но когда папские легаты прибыли в столицу империи, патриарх отказался с ними встречаться. Он объявил, что никакие они не легаты, а подосланы Аргиром и лишь повторяют его аргументы.

16 июля 1054 года здесь, в соборе Святой Софии, произошло, наверное, одно из самых трагических событий в истории христианства: разделение Церквей на так называемую Западную Католическую и Восточную Православную. А произошло это вот как: прямо во время божественной литургии в собор вошли легаты папы римского под руководством кардинала Гумберта. Они последовали в алтарь и положили на престол папскую буллу, которая отлучала Константинопольского патриарха Михаила Керулария от Церкви и предавала его анафеме. А после легаты папы последовали на выход, демонстративно и унизительно отряхнули прах со своих сандалий и удалились. Самое интересное, что в византийских источниках об этом практически ничего не сказано, да и на Западе первые сведения об этом появились только тогда, когда Гумберт стал ближайшим помощником следующего римского папы. Как это объяснить? Неужели византийцам все это было неинтересно?

Практически все, что мы знаем об этом событии, основано на описаниях его непосредственных участников: патриарха Михаила Керулария и кардинала Гумберта. Для всех остальных оно как будто не имело особого значения, и это тем более удивительно, потому что именно в этот день под сводами Святой Софии произошел не просто разрыв между иерархами – навсегда разошлись две цивилизации, единое тело Церкви навсегда было разодрано