тащите, она и работает. Любая мышца сокращает волокна, укорачивается, и тем усилие создает. Под кожей увидеть этого нельзя, просто поверьте на слово.

— Простите, господин наставник, — обмирая от любопытства, спросил Берислав. — А как это стало известно? Ну, если под кожей не видно…

Вопрос был невероятно наивным, поэтому по залу понеслись смешки. Новичок не знал… Впрочем, когда наставник поднял на Берислава мертвый взгляд оловянных глаз, дошло и княжича. Его даже пот пробил.

— А я посмотрел, — криво усмехнулся Немил. — Я на это часто смотрю. Хочешь, и тебе покажу, малец? Только чур, в пыточной не плакать и не блевать. Иначе сам убираться там будешь. Ну что, воин, пойдешь смотреть, как мышцы сокращаются?

Берислав побледнел и отчаянно замотал головой, чем вызвал еще один шквал смешков. А наставник Немил посмотрел на него внимательно и произнес:

— А ведь пойдешь со временем. Они не пойдут, а ты пойдешь. Уж очень ты, малец, любопытный. А кровушка… Привыкаешь к ней со временем. И ты привыкнешь. В лекарском деле без нее никак.

Наставник потерял интерес к Бериславу и продолжил:

— Мышцы крепятся к кости, вот к таким выступам. И чем сильнее мышца, тем этот выступ должен быть больше. Чтобы мышцу от усилия не оторвало, боги придумали сухожилия. Они-то к этим костным выступам и прирастают. Тяга идет по кратчайшему расстоянию, по направлению волокон. Не знаю, как боги это придумали, парни, но придумано толково. И захочешь лучше сотворить, а не сможешь. Все про широчайшую мышцу уяснили? Добро! Идем глубже. Сейчас я вам покажу, как становой хребет крутится и вперед-назад сгибается…

Этот день прошел, а Берислав все никак не мог уснуть. Он ворочался до полуночи, пока дрёма, наконец, не сморила его. Он был абсолютно, безоговорочно счастлив. И даже обязательная трешка по утрам и воскресный кросс не портили ему настроение. Он будет познавать новое, а не превратится в очередного воина. Ведь только ради познания и стоит жить. Не приведи господь, что-то случится с братом Святославом! Ведь тогда править ему. А это было последним, к чему стремилась душа княжича Берислава.

* * *

В то же самое время. Александрия.

Куда бы ни поехал Святослав, куда бы он ни посмотрел, то встречал обожающие взгляды и слышал приветственные крики. Тут, в столице, даже не успели почувствовать тягот войны, она прошлась по восточным провинциям Дельты. А вот преимущества новой жизни уже были налицо. Во-первых, налоги стали ниже, а ненавистный сбор в два кератия с номисмы, который забирал себе мытарь, отменили навсегда. Одно только это делало невозможным возвращение Египта в лоно Константинополя. Необходимость платить за то, что с тебя взяли налог, бесила даже самых больших имперских патриотов. Во-вторых, египтяне выползли из своего Ракотиса, туземного пригорода столицы, и стали полноправными гражданами Александрии. Со времен великого Александра настоящие хозяева этой земли считались вторым сортом, их ставили ниже греков. Впрочем, при старых императорах вторым сортом числили самих греков, а египтян и вовсе ценили наравне с нильской грязью. Ну а в-третьих, все любят победителя, особенно когда он так молод и хорош собой. У Святослава даже голова стала кружиться, и если бы не любимый дядюшка, который регулярно спускал его на землю, княжич давно потерял бы землю под ногами.

Оба порта Александрии были забиты кораблями. Полными были и речные порты тоже, от Фив до Вавилона, и дальше, до самого моря. И, словно нарочно, разлив Нила в этом году оказался не мал и не велик. Он оказался ровно таким, каким нужно. Каменные ниломеры, построенные еще в незапамятные времена, уверенно свидетельствовали, что урожай будет добрым, а наводнения не случится. И это еще сильнее укрепило египтян в том, что новая власть дана им от Бога. А раз так, то любой, кто противится ей — нечестивый грешник и святотатец. Именно эту мысль активно продвигали в массы и священники- монофизиты, и священники-халкидониты, оставшиеся без патриарха. Кир уехал в Константинополь, а епископскую кафедру Александрии возглавил отец Сергий, новообращенный словен, отличавшийся необыкновенной скромностью и аскетичной жизнью. Его недавно прислали из Братиславы. Некоторые личности попробовали было возмутить народ, но неожиданно для себя оказались за сто первой милей от столицы без права возвращения. И так уж получилось, что в провинции живут люди простые, новой власти преданные, и все больше из паствы монофизитского патриарха Вениамина. Для ромея поднять на бунт египтян было не только невозможно, но и смертельно опасно. Они, лишь недавно получившие свободу вероисповедания, разорвали бы бунтаря на куски.

Дрянной климат, вездесущий песок, проникающий в каждую щель, и горластый жуликоватый народ стали Святославу родными. Он уже начал понемногу забывать словенские леса и луга, считая свою прошлую жизнь каким-то странным сном. Он, увлеченный круговертью местной жизни, привык и к иссушающей летней жаре, и к приятной прохладе зимы. Он почти позабыл, как выглядит снег. Эта земля стала родной и для Юлдуз, и для тысяч болгар, которые поселились в провинции Египет второй, на востоке дельты. Префектом той провинции стал ее брат Альцек, а болгары превратились в пограничную стражу, взяв под контроль синайские тропы. Юлдуз истово, всей душой полюбила новую жизнь, и даже свой неспокойный нрав смирила на время. У нее и выбора не было. Она снова ждала ребенка.

— Давай останемся здесь навсегда, — шепнула она мужу, прижавшись к его плечу.

— Ты это о чем? — не понял ее Святослав. — Мы и так здесь, и никуда уезжать не собираемся.

— Ты наследник, — вздохнула Юлдуз. — Когда твой отец умрет, нам придется уехать отсюда в Братиславу. А я не хочу. Я знаю, что люди говорят.

— Что именно? — привстал на локте Святослав.

— На рынках болтают, что если ты уедешь, то Александрия восстанет, — горько сказала Юлдуз. — Горожане не примут другого государя. Они говорят, что ты, как настоящий император, в бою доказал свое право на власть. Не забывай, что чужаки Египтом правят бессчетное число лет, и тут свои понятия. Ты завоеватель, такой же, как римляне и греки, но ты правишь разумно и справедливо. Сам Бог любит тебя, ведь он дал достаточно воды в этом году. Люди видят это, муж мой.

— Но я же наследник престола, — растерялся Святослав. — Если отец умрет, править мне. Таков закон!

— Давай останемся здесь! — жарко зашептала Юлдуз. — Правь из Александрии. Я не хочу ехать в Словению. Мне нравится