По настоянию отца, дочь взяла с собой всю охрану, но, среди могучих императорских гвардейцев, низкорослые суккубы, на своих гротескных лошадках, выглядели потешно. Что и чувствовали, прижимаясь поближе к принцессе, сидевшей в седле как они — сгибая колени, упираясь пятками в седло вместо стремени. Это очень не нравилось отцу-императору:

— Тебя что, мать не научила держаться в седле? — выговаривал он в начале пути: — Сядь по-нормальному, не выделывайся!

— Так у меня ноги не искривятся.

— Ох ты! Слава Будде, что не родился женщиной, — усмехался он, обратив гнев в насмешку: — Но прошу заметить, что суккубы никогда не были хорошими кавалеристами. Именно из-за такой посадки.

— Они так не стройность ног блюдут, — подавал голос Уэно: — А проблему с хвостом решают. Нормально-то с их хвостиком на коня не сесть.

— А твои ноги никогда не искривятся, — обернувшись на принцессу, подал голос жених Фу-но Найси.

— Отстаньте все. Это ерунда. Как хочу — так и сижу!

— Не ерунда будет, если ты со своего Кошака сверзишься.

— А почему их всего трое? — перебил их перепалку микадо: — Не хватает, по-моему, темноволосой?! Угадал?!

— Гюльдан. Ей скоро рожать, и я ей запретила покидать «Тень Соснового Леса». А лошадь моя не «Кошак», а «Повелитель Кошек»!

— Кстати, а почему ты её так назвала?

— Ну, разве она не повелитель кошек? — рассмеялась принцесса, с любовью теребя густую радужную гриву: — И к тому же, всегда приземляется на все четыре ноги!

— Ну, это ещё подлежит проверке — что «всегда». А то, что она бывший кошак — точно! Посмотри, как она ластится к моему Янычару! — и со смехом оттолкнул голову лошади, тянувшейся к гриве императорского коня.

— Белые Горы. Ныне называются Горы Слёз, горы Плача. Смотри внимательно дочка, и запоминай — вот оно — плата за предательство. Они сложены из миллионов надгробных камней, под которыми лежит пепел сожженных городов. Вот что такое гнев призраков. Когда Цукимура разгневал Кикереша...

— Знаю-знаю. Здесь произошла последняя битва, и десятки тысяч детей благородных родов нашли здесь свою могилу!

— Не только, не только благородных... победив, призраки заставили снести сюда пепел разрушенных ими городов. Вот почему не все горы имеют здесь собственное имя. Потому что не назвать одним именем миллионы могил...

— Неужели там похоронили всех?

— Вся Империя целый год не собирала урожаев, чтобы исполнить волю Сената и перенести сюда пепел со всех полей сражений. Сады одичали, поля заросли травой, стада разбежались по степи. Два поколения жили голодом. Такова плата за предательство.

Лошади без приказаний замедлили ход. Было удивительно тихо и пустынно — мало кто желал селиться в виду проклятых гор. Кортеж Императора окружила торжественная тишина.

Они заночевали в дороге, в лагере на вершине крупного холма, загодя разбитом женихом Фу-но найси. Деревни кончились — каменистая и отравленная земля предгорий проклятых гор не поддавалась плугу и не рожала урожаев. Даже деревья здесь были редкостью. Император, приняв доклад, посмеиваясь, бродил меж палаток в окружении свиты и рассказывал, как забавно выглядит факт, что, умея путешествовать меж звёздами, великий император божественной славы рода, разрушавший города и покорявший планеты, вынужден ночевать под открытым небом, как и тысячи лет назад. А может, он искал юмор в этой ситуации, чтобы на время забыть о тяжести слов, которые вскоре должен был сказать дочери. Её служанки слепили снежную гору.

Он поднял всех до рассвета, в час Тигра, но потребовалось полдня быстрого марша, прежде чем над горизонтом прорисовались пагоды храма Северной Каннон, стоявшие в полете стрелы от Южных Врат Нагадо. Такой темп им удалось выдержать только благодаря тому, что Небесные Кони, на которых ехали Император с дочерью и их свиты, не знали усталости, путешествуя по земле, а суккубы, пролетели часть пути на своих крыльях. Но всё равно, их лохматые пони были все в мыле и явно протестовали против продолжения подобных скачек.

Впрочем, теперь спешки и не требовалось — на виду у города, микадо должен был соблюдать солидность, а не носиться сломя голову, как двадцатилетний принц.

Говорили, что севернее Осаки есть только два города: Лхаса и Нагадо. Это, конечно, была шутка, не одна сотня городов и посёлков этих мест расцвечивали карту своими названиями, но ни один не был и вполовину так богат, как эти двое. И если заснеженная обитель мудрецов таила в секрете свои сокровища мудрости, то молодой портовый город алчущее кричал об том, что богат роскошью, которой не собирается делиться.

Мацуко, впервые попавшей в этот город, удивительна была даже планировка домов: в противовес сжатой долиной Столице, где нарядные фасады лепились как можно ближе друг к другу, здесь каждый дом единолично стоял посреди собственного дворика, отгородившись от соседей высоченной стеной, иногда даже с крепкой решеткой поверх, или, если дом был богатым — с жестко натянутой, без изящных изгибов, сторожевой сетью. За стенами были видны ещё не отряхнувшие снег ветви, наверное, пышных садов, но до сезона цветения было далеко. И, скорее всего, даже в сезон, эта красота с улицы не была видна, услаждая своим видом только своих хозяев, а не всех жителей. Кое-где, прямо через улицу были натянуты электрические провода — словно с нарочитым вызовом, чтобы помешать прохожим взлететь. Из-за глухих заборов раздавался стук палки — сторожа сбивали снег с сетей.

Мрачность глухих заборов немного скрашивали новогодние сосны, высаженные пред калитками. Но главным «украшением» города были не дворцы и храмы, как в столице, а огромные, растянувшиеся порой на целые кварталы, торговые склады, превращавшие восточную — набережную часть города в гигантский лабиринт. Уэно говорил, что знатные имена Нагадо гордятся владением подобными сараями ничуть не меньше, чем столичные вельможи гордятся своими садами и дворцами. Отец объяснил, что в этом был резон — пока не протянута железная дорога, купцам невыгодно отправлять через проклятые земли мелкие партии, и они здесь ждут крупного каравана, или попутного корабля, которые тоже полупустыми не ходят.

А дворец здесь был. Правда, всего один — приземистый, даже не смотря на возвышавшую его над городом заснеженную насыпь, с толстущими стенами, покрытыми инеем, больше похожий на