Для себя я построил на откосе, шагах в 30 ниже галереи, маленький навес, где расположились два подрывника с машинкой Сименса. В 4 часа 59 минут я поджег бикфордов шнур и в несколько секунд сбежал под мой навес, где ровно в пять часов крутнул ручку аппарата (бикфорд горит с быстротой одного аршина в секунду. Зажегши его на минуту раньше, в случае «отказа» машинки, почти немедленно должен был бы последовать взрыв от воспламенения бикфордом).

Взрыв был большой силы, и результат его превзошел все ожидания. Должен сказать, что взрыв такого горна, с точки зрения потерь в людях и материальных разрушений в укреплениях, заграждениях и т. п. локализирован ограниченным пространством, но моральное его действие, увеличенное еще неожиданностью, огромно.

Германцы были буквально ошеломлены и потеряли голову. Сразу после взрыва на всем участке наступила полная тишина и будто бы по приказу трескотня выстрелов прекратилась. 3-я рота, не дождавшись конца падения камней, бросилась вперед и без единого выстрела и без потерь взяла в плен более 100 германцев, захватила несколько пулеметов и заняла намеченную новую позицию. Соседние роты, в свою очередь, продвинулись. Германцы бежали куда попало, и отдельные группы стрелков преследовали их почти до позиции гаубичной батареи около деревни Рожанка-Вышня, в долине перед занятым нами хребтом, то есть около 1½ верст впереди. Но задача была ограниченная, и они должны были вернуться обратно к своей роте, на новую позицию. Если бы наше командование располагало хоть небольшим резервом, то, воспользовавшись возникшей у германцев паникой, мы могли бы захватить несколько батарей и произвести нечто вроде прорыва фронта противника.

Из опроса пленных выяснилось, что немцы ровно ничего не подозревали; только за полчаса до взрыва они были встревожены движением в наших окопах и германский майор, вероятно – командир батальона, пришел в выдвинутую часть окопов для наблюдения за этой ненормальной деятельностью на нашей стороне. От этого майора мы не нашли никакого следа: вероятно, газы взрыва превратили его в пар, так же как и всех окружавших его. Его гибелью и, возможно, гибелью сопровождавшего его командира боевого участка можно объяснить панику и растерянность германского командования после взрыва. Реакция противника выразилась только 20–30 минут спустя в виде самой беспорядочной и бесцельной артиллерийской стрельбы по нашему тылу в особенности. Стреляли куда попало и без всякого толку.

Офицеры штаба нашей 2-й Финляндской стрелковой бригады, расположенного в 2½ – 3 верстах позади, в долине речки Выгода, пошли с биноклями на другой скат, откуда можно было наблюдать взрыв. Мне потом рассказывали, что впечатление было потрясающим: казалось, что хребет горы разверзся и вверх полетели не только земля и глыбы скалы, но и стволы деревьев.

Потерь от огня противника у нас не было, но 20–25 стрелков было поражено падающими обломками скалы. Их порыв был таким, что они не смогли подождать, пока все взлетевшие в воздух камни и обломки деревьев не попадают обратно на землю. Воронка, образовавшаяся от взрыва, была широка, около 40 шагов в диаметре, но не очень глубока. Заряд в 40 пудов пироксилина оказался слишком сильным, двадцати пудов было бы достаточно. Но заряд был рассчитан для горна на шестиаршинной глубине, а я сказал выше, что, встретив пласт крепкой скалы, мы вынуждены были вести галерею поверх него и таким образом значительно приблизились к поверхности, на глубину всего лишь четырех аршин, с большим риском быть обнаруженными. Только треск непрерывной ружейной стрельбы не позволил немцам услышать шум наших подземных работ.

2.

Вскоре произошел прорыв на реке Сан, у Горлицы, и вся группа наших войск, зависевших от единственной дороги вдоль реки Выгода, получила приказ, чтобы не быть отрезанной, оставить горный перевал Карпат и спуститься в Галицийскую долину. Отход этот был произведен в полном порядке и без всякого давления со стороны противника.

Я часто задаю себе вопрос: если бы немцы продолжали занимать тот участок хребта до прорыва у Горлицы, не попытались ли бы они в момент прорыва сбросить нас со склона горы и, выйдя к реке Выгода, отрезать таким образом путь отступления из Карпат четырем или пяти нашим дивизиям? Саперы лишили их этой возможности.

После нашего взрыва горна 5 апреля 1915 г., когда мы сбросили немцев с хребта горы и обеспечили таким образом нашу коммуникационную дорогу с тылом, на участке 7-го Финляндского стрелкового полка наступило затишье. Успех взрыва произвел на пехоту огромное впечатление, и саперов чуть ли не носили на руках. Но явилось и совершенно неожиданное следствие: всем стали вдруг мерещиться во многих пунктах немецкие подкопы и галереи. В большинстве случаев эти опасения оказывались необоснованными, но 8-й Финляндский стрелковый полк уверял, что на его участке ясно слышна подземная работа немцев и требовал моего прибытия туда. Из штаба бригады я получил приказание оставить участок 7-го полка и отправиться на «угрожаемый» участок 8-го Финляндского стрелкового полка.

Обстановка там была следующей: только в одном месте, на сравнительно ровной лесной площади немецкие окопы приближались к нашим на 120–150 шагов. Проволочных заграждений тогда ни у немцев, ни у нас не было. Ясно была видна щель прикрытого пулеметного гнезда.

Начальник участка утверждал, что именно в этом месте, пользуясь малым отдалением, немцы ведут под нас галерею и «сверлят» под землею так, что даже столбы наших убежищ дрожат. Но как я с моими саперами ни прислушивались, ровно ничего мы не услышали! Командир роты, молодой прапорщик, разводил руками и только говорил: «Странно! До вашего прихода мы все это слышали, а теперь не слышно ничего…»

Надо полагать, что не мое прибытие испугало немцев и заставило их прекратить подземную работу, и я склонен был думать, что причиной всего было воображение и чьи-то расстроенные нервы. Непрерывной стрельбы на участке не было, но от отдельных прицельных выстрелов немцев у нас были потери ранеными и убитыми, большей частью – в голову: некоторые солдаты неосторожно высовывались из-за бруствера.

Надо было все же точно выяснить положение, и ночью, прикрываясь земляными мешками, саперы вынесли вперед шагов на 30 небольшой окоп, связав его ходом сообщения с главным окопом. В нем вырыли колодец около 5 аршин глубиной, для выслушивания. Никакого шума подземной работы обнаружено не было. Тогда мы решили попытаться подсунуть в пулеметную щель немецкого окопа небольшой заряд пироксилина и подорвать его. Приготовив этот заряд на длинном шесте с терочным приспособлением для его детонации, темной ночью, ползком, саперы приблизились, подсунули этот заряд и