Шрифт:
Закладка:
— Хм, — витязь пот ёр бороду, подбирая слова. — А что за млада, ведаешь?
— Так откуда ж? — рассмеялся Демир. — Ты-то молчишь, аки рыба. А я, стало быть, на рожон не лезу, выжидаю, когда сам расскажешь.
— То Умила, — на одном дыхании выпалил Баровит.
— Какая Умила? — перестав улыбаться, нахмурился глава семьи.
— Наша… та, что твоя дочь.
— Эвона как… вот уж уплела Макошь, ничего не скажешь… Я-то думал, у вас любовь братско-сестринская, — Демир пытался осознать услышанное. Осознав, просиял, чем поразил Баровита. — Так ладно всё складывается!
— Неужто? — не ожидая такого поворота событий, проронил витязь.
— Для любого отца дочь — богатство, кое не каждому отдать готов, — заявил воевода, сжав плечо воспитанника. — Коли по совести, то окроме тебя, я бы никого подле неё не принял.
Баровит улыбнулся, облегчённо выдохнул. Идти против воли отца он бы не осмелился, а отказаться от Умилы не мог, как уже сам выяснил. Не зная, как будут развиваться их непростые отношения, витязь получил надежду. Надежду на счастье. Душа ликовала. Ликовала до тех пор, пока воевода не спросил:
— Коли Умила — первое, о чём ты хотел сказать, то что же второе?
Баровит отвёл взор, не найдя сил смотреть в глаза учителю. Если разговор об Умиле был продиктован сердцем, то мысли о его кровной семье настолько противоречиво сплелись в сознании, что найти слова оказалось непросто.
— Отец, — шепнул Баровит и умолк.
Холод вернулся, вновь пробежал по спине воеводы. Где-то в глубине души Демир понимал, что это время настанет. Время возвращения Баровита к своим корням… как и говорила Аделя перед уходом в Навь.
— Хочешь вернуться к родителям, — утвердительно проговорил Демир.
Вздрогнув, Баровит взглянул на него. Не в силах ответить, попросту кивнул. Воевода заметно помрачнел, молча буравя витязя взглядом. Осознав слова учителя, Зорька поспешил поправить его:
— Навестить… просто навестить.
— Сынок, — обдумав что-то, вкрадчиво заговорил Демир, — твоя тяга к кровным родителям да братьям — чистое, высокое желание. Я не вправе лишать тебя того.
— Ты не опечалишься, коли я останусь у них погостить? — подозрительно проговорил Баровит, всматриваясь в голубые глаза отца.
Воевода вздохнул, отвёл взор. В том трудно было признаться даже себе. Как объяснить ребёнку, ставшему за эти лета родным, весь шквал чувств, сотрясающих душу? Конечно, Демир желал отговорить Баровита, напомнить о чёрствых сердцах его родичей, о причинённой ему боли. Это желание возникало в старом воине каждый раз, когда на пороге оказывалась Дуня. А самое главное заключалось в том, что Демир мог настроить Баровита против родных, легко и бесповоротно. Баровит верил ему, верил всецело, верил и сейчас. Отчего же не воспользоваться этим? Мысленно отругав себя за подобные рассуждения, подавив желание запретить сыну переступать порог «кукушечьего племени», Демир заговорил:
— Ты всегда будешь мне сыном. Этот дом всегда будет твоим. Оттого, что ты примиришься с родичами, никому из нас не станет худо, а вот ты обретёшь спокойствие, обретёшь силу. Посему ступай да гости сколько пожелаешь. Помни, что всегда можешь воротиться, что мы любим тебя.
Единым порывом обняв отца, Баровит сжал широкие плечи.
— Вы самое дорогое, что даровали мне Боги. Да всё ж я рад, что по крови сыном тебе не прихожусь.
Отстранившись, Демир испытующе посмотрел на него.
— Иначе я не смог бы добиваться Умилы.
— Ну, ничего, — улыбнулся глава семейства, — зато в чадах твоих моя кровь потечёт.
__________________________________________________________________
Дрёма — богиня дремоты, сонных мечтаний; вечерний и ночной дух в образе доброй старушки с мягкими ласковыми руками.
Дивница* — одна из дочерей Тарха (Даждьбога), берегиня леса.
16. Путь
— Волот, — Рода опустилась на колени. Тяжело дыша, убрала с лица выбившуюся прядь, взглянула на Аделю. — Не дозвалась я.
Красивое лицо жрицы ничего не выражало, Аделя казалась отрешённой, холодной.
— Он был близок, — проронила вестница Мары. — Что-то удержало его в Яви… оно к лучшему.
Рода криво ухмыльнулась, сжала ноющее плечо — даже в мире мёртвых душа хранила память плоти, воссоздавая привычные ощущения.
— Что ж тут ладного? — прохрипела богатырша. — Демир не предупреждён.
— Волот не обучен вхождению в Навь, этот мир убьёт его, — Аделя воплотилась рядом с Родой, нос к носу. Буравя её взглядом, процедила: — Я мать, посему не желаю жертвовать своим чадом… К тому же, коли нагоним Дракона, то Демиру страшиться нечего.
Родослава лишь кивнула в ответ. Жрица выпрямилась, подошла к извивающейся тёмной нити, что совсем недавно была норой, в кою вполз «уж». Накрутив нить на палец, Аделя подула на неё. Нить разрослась, утолщилась. Сбросив с руки расширяющийся мрак, жрица улыбнулась — огромной дырой обратился проход, увлекая женщин во тьму.
— Не медли, — сказала Аделя, ступив в открывшийся проход.
Резко выпрямившись, Рода шагнула следом.
* * *
Тяжёлый клинок, приятно присвистнув и обдав холодом, пронёсся возле виска. Умила отстранилась, выбросила саблю снизу-вверх — изогнутое лезвие заскрежетало по кольчуге Ждана, заставив его отскочить. Замерев в ожидании её действий, витязь следил за каждой жилкой на теле омуженки, но Умила стояла словно вкопанная, утопая в мыслях. Ждан сделал ложный выпад, вынуждая девушку закрыться в блоке, и атаковал её щитом. Умила отвела его меч, ловко увернулась от щита, обойдя противника. Не теряя времени, омуженка ударила соперника ногой в колено. Ждан успел сделать шаг назад и получил лишь смазанный пинок.
— А мне казалось, что ты токмо о Баровите думаешь, — лукаво улыбнулся витязь, — до боя тебе дела нет.
— Так, может, мне хочется, дабы ты так думал, — безразлично отозвалась девушка. Ничто в её лице не выдало нахлынувшего волнения, но атаки стали резче, чётче.
— Может, оно так, — подпрыгнув, уходя от коварного выпада, выдал Ждан, — да токмо слышу обрывки мыслей… Не таи на меня обиду, Демировна, да сегодня думаешь ты очень громко.
Выхватив из ножен вторую саблю, Умила провернула клинки. Ухмыльнувшись, атаковала витязя. Ждан, закрывшись щитом, хотел оттолкнуть омуженку, но она словно растаяла. Сабля со звоном ударилась о его меч, отводя в сторону, раскрывая бок. Умила втиснулась между щитом и мечом, разводя руки соперника в стороны, ударила коленом по рёбрам. Отскочив от неё, Ждан медленно выдохнул.
— Видно, сила твоя ведовская крепчает, — заметила Умила, ожидая атаки, — раз мысли зримы тебе теперича.
— Зримы, — кивнул витязь, занося меч, — вот токмо все разом. Бывает, что разобрать ничего не могу, все галдят без устали.
Блокировав меч, Умила направила вторую саблю в его грудь.
— Ничего, наловчишься.
— Кто знает? — ухмыльнулся витязь,
