и шутка, но отчего-то на душе было тепло, а уголки губ сами поднимались в мечтательной улыбке.

* * *

Погладив оперение, Родослава вложила стрелу в тул. Отойдя от конюшни, вновь направилась к дому. Оконное кружево стягивала паутина трещин; отломан угол лавки у стены. Рода задумалась, всматриваясь в детали.

— Не очень-то внимательным хозяином был ваш отец, — раздался голос за спиной.

— Демир такой же, — пробурчала богатырша, отойдя от дома. — Али не помнишь? Как можно вести хозяйство, когда ты летами в походах?

Аделя грустно улыбнулась, подошла к колодцу.

— Демир не оставлял меня надолго, — проронила она, закрыв дверцы.

— Время тогда было мирное, — направляясь к саду, выдала Рода, — для Катая.

На широком дворе перед хоромами, в тени сада богатырша увидела Арину, мастерящую кукол для младших сестёр.

— Аделя, — тихо позвала она.

Ведунья воплотилась из воздуха, появившись перед ней. Родослава жестом указала на себя с Демиром, затем шагнула к саду. Что-то инородное было в шелестящих кронах, холод пронизывал воздух. Богатырша сделала шаг, но неведомая сила вытолкнула её обратно. Аделя сжала плечо спутницы, отводя её в сторону. Вытянув к незримой завесе руку, вывела тайный знак. Солнце поблёкло, дымка заволокла замерший мир. Ведунья приложила к завесе ладонь, и образ сада размылся, ожил, извиваясь, словно клубок змей. Сжав плетение чуждой магии, Аделя резко развела руки — синеватое свечение предстало перед ними, в его центре покоился чёрный дракон, сотни серебристых нитей тянулись к рваным крыльям, питая чудовище…

_____________________________________________________________________________

Ключник (-ца)* — человек, ведавший продовольственными запасами дома и ключами от мест их хранения.

Изба* (в этом контексте) — камера большого дома-комплекса (хоромы) в пределах четырёх стен, отапливаемая варочной печью.

Свадебный плач* (Вытие) — свадебный обряд, ритуальный плач. Цель его — показать, что в доме у родителей девушке жилось хорошо, но теперь приходится уходить. Невеста прощалась с родителями, подругами, беззаботной жизнью.

Мёд* — слабоалкогольный напиток из мёда.

пляс* массовый — парный не сценический танец без возраста и пола.

перепляс* — мужское соревнование. Парни соревнуются в ловкости, силе, удали.

15. Семья

Солнечные лучи настырно лезли в щели ставень, стараясь дотянуться до спящего витязя, но тщетно. Расправляясь золотистой вуалью, они стелились по опочивальне, освещая убранство. Дрёма* не выпускала Баровита, поглаживая виски ласковыми руками. Хоть сон и отступал, но пробуждаться не хотелось. Сегодняшней зарёй мёртвые молчали, не стучались в сознание, не взывали к витязю — редкое утро, когда Баровит мог просто лежать в постели, слыша, как пробуждается мир. За птичьим пением и позвякиванием вёдер возник звук шагов, почти сразу дверь опочивальни скрипнула. Едва витязь успел приоткрыть глаза, как к нему на постель прыгнула Умила.

— Зорька, ну ты чего спишь? — затараторила она, нависнув над Баровитом. — Даже Волот уже поднялся.

— Умила, — прохрипел Баровит, невольно взглянув на отходящий от ключиц ворот.

Девушка была в одной лишь исподней рубахе, золотистые локоны выбились из косы, вытянулись вдоль шеи. Умила играючи пыталась его растолкать, словно малый ребёнок, сгорающий от нетерпения. Но витязь не мог разделить её задора, как и не мог оторвать взора от ворвавшейся дивницы* — льняная ткань предательски являла девичьи изгибы, прилегала к груди.

— Токмо не говори, что ты позабыл, — по-детски надув губы, пробурчала омуженка.

— О чём? — стараясь не смотреть на оголившиеся ключицы, выдавил Баровит.

— Сегодня в Камул приезжают оружейники Катая, — выдала Умила, — лучшие мастера… Вставай уже, собирайся, нам ещё за Радмилкой идти.

Любование девичьей красотой было столь же велико, как и желание её скорейшего ухода. Плоть витязя немела, а сердце, напротив, неистово колотилось, разгоняя жар. Умила манила и отталкивала, сводила с ума, затмевая собой целый мир. Каждый жест, каждый взгляд отзывался в душе колкой искрой, каждая линия её тела заставляла вскипать кровь. Силясь взять над собой верх, Баровит приподнялся на локте, попытался отползти от омуженки.

— Ну просыпайся же, — нахмурилась Умила. Зорька не походил на себя, сторонился. Посчитав, что он никак не может вырваться из чар Дрёмы, омуженка потянула одеяло на себя. — Вставай, говорю.

Шерстяное плетение соскользнуло с плеч, сложилось на поясе, оголив широкий торс. Умила замолчала; как заворожённая, подалась к Баровиту. Тёплая ладонь легла на грудь, заскользила к животу. Витязь окаменел, не в силах пошевелиться. Проведя подушечками пальцев по его боку, Умила всмотрелась в глубокий розоватый шрам между рёбрами. Опомнившись, отдёрнула руку.

— Смотрю, зажила рана, — заливаясь румянцем, пролепетала она. Спешно соскочив с ложа, бросилась к двери. — Одевайся, да поскорее.

— Зажила, — шепнул закрывающейся двери Баровит. Прерывисто выдохнув, провёл ладонью по лицу: — Что же ты делаешь со мной, Умила?

* * *

Весеннее солнце било в глаза, слепило до рези. Щебет птиц казался настолько громким и надоедливым, что голова шла кругом. Выйдя на крыльцо, Волот обхватил резной столб, упёрся в него лбом. Голос. Отдалённый, тихий, чужой. Он звучал в голове, впивался в сознание, отдаваясь болью. Голос тянулся из Нави, звал за собой, хотел предупредить. О чём? С трудом разлепив веки, витязь взглянул на широкий двор, цветущий сад. Возле конюшен хлопотал дядька Молчан, Малуша кормила кур. Настолько обыденная картина искажалась только гласом, взывающим из-за Той Стороны. Взгляд остановился на колодце; словно к источнику спасения, Волот поплелся к нему. Раскрыв дверцы, бросил ведро в тёмное жерло, взялся за ручку. Невнятный стон бился в виски, пропадал в прикованном к Яви сознании. Волот опрокинул на себя ведро студёной воды. Холод сковал тело, приятное онемение расползлось по шее и плечам. Ветер иглами впился в волосы, унося тяжёлые думы.

— Волот! — истошный крик вырвался из глубин души, ударил в сердце.

Витязь покачнулся, вслушиваясь в зов духов.

— Волот! — голос возник совсем близко, знакомый, нежный.

Через пелену забытья предстал девичий силуэт. Проморгавшись, Бер всмотрелся в него, пытаясь отличить Явь от Нави.

— Радмила? — неуверенно прошептал он.

— Ага, — пробурчала лучница, отворив калитку. Подойдя ближе, коснулась мокрых волос и бороды. — Что с тобой?

— Спал плохо, — пожал плечами витязь, пытаясь поймать нить Нави. Но глас иссяк, груз иного мира растаял, словно и не был. Живое тепло девичьих рук приковывало витязя к Яви, вытесняло чужие мысли. Всмотревшись в обеспокоенные, широко распахнутые глаза, Волот изобразил подобие улыбки: — Не дождалась нас, решила сама наведаться?

— Вас-то дождёшься, — ухмыльнулась Радмила, отстранившись от него. — Чудной ты, Бер. Кто ж умываться идёт без рушника? Мокрый, аки мышь. Идём в дом, нечего на ветру стоять.

* * *

На широкой мощёной площади царило веселье. Умелые воины мерились силой и удалью на радость столпившемуся люду. Сотни