прогоняя усталость надвигающегося вечера.

Музыка становилась всё быстрей, песни — громче и веселей. За столом остались лишь жених с невестой и их родители, даже старики приплясывали, не желая сидеть на месте. Юноши подхватывали девушек и кружили так, что визг и смех были слышны на другом конце Камула; женщины чинно выхаживали перед мужиками, пытающимися доказать, что ещё не растеряли удаль. Баровит, пробегая под поднятыми «домиком» девичьими руками, сжал запястье Умилы, выводя её из ряда. Но вместо того, чтобы встать с ней в конце «терема», как задумывала пляска, увлёк омуженку к саду.

— Неужто притомился? — лукаво улыбнулась Умила, покорно следуя за ним.

— Нет, — остановившись у яблони, отозвался Баровит. Сжав её ладони, улыбнулся: — Я с тобой говорить желаю, а не толпу перекрикивать.

— О чём же? — спросила омуженка и почему-то отвела взор.

— Теперича ты меня сторонишься? — ухмыльнулся Баровит, коснувшись её подбородка.

Резко подняв голову, отчего звякнули монетки на височных кольцах, Умила удивлённо посмотрела на него. Прошлые обиды вспыхнули в сердце; сердито нахмурившись, девушка высвободила руку.

— Даже не думала о том! — прошипела она, ткнув пальцем в каменную грудь. — Ты меня лето чурался, душу истрепал. А теперича стоит ко мне какому парню подойти, зыркаешь так, что бедняга заикаться начинает… Я думала, что знаю тебя лучше всех, а теперича…

— Так узнай меня теперешнего, — улыбнулся Баровит. Обхватив тычущую в его грудь руку, поднёс к губам, поцеловал запястье. — Али страшишься?

— Я себя теперешнюю страшусь, — пролепетала омуженка, чувствуя, как дрожь растекается по телу.

Обняв её, витязь поцеловал золотистые волосы, шепнул:

— Нашла кого страшиться. Давай прогуляемся, а то на нас уже дядька-Игорь косится.

Оглянувшись, Умила посмотрела на Радмилиного отца — тот, улыбаясь, приложил палец к губам, затем махнул рукой, словно прогоняя. Девичьи щёки вспыхнули огнём; умелый воин, дружинник — сейчас она чувствовала себя напроказившим ребёнком. Вновь подчинившись сильным рукам, Умила зашагала к дому, пытаясь совладать с внутренней дрожью. Едва стоило им завернуть за угол дома, как из-за дровницы послышались возня и знакомые голоса. Сразу поняв, кто это, Баровит встал как вкопанный, сжав Умилину руку.

— Не дёргайся, — прозвучал мужской шёпот.

— А ты не медли, — возразил ему женский.

Умила прислушалась к копошению и перешёптываниям, решительно шагнула вперёд, но Баровит резко вернул её обратно.

— Там же Волот с Радмилой, — изогнув бровь, прошипела она.

— Ага, токмо мы там без надобности, — пробурчал витязь, собираясь уходить.

— Отчего? — не понимала омуженка.

Зорька вздохнул, не зная, как объяснить свои догадки.

— Ну, чего ты копаешься там? — раздался сердитый голос Радмилы.

— Да я в подоле твоём запутался, — оправдывался Волот.

— Так задери его! Делов-то.

Нахмурившись, Умила вновь подалась к дровнице, но Баровит обхватил её талию, прижал к себе.

— Идём, Умила. Там уж отец нас заждался, мы ж не сказали ему, куда ушли. Идём, Волот нас нагонит.

Омуженка недоверчиво посмотрела на него, попыталась высвободиться.

— Пусти, Баровит.

— Ай! — взвизгнула Радмила. — Ты чего так хватаешь? Почто тебе мои ноги?

— Ну, я же держу их, Радмила, — терял терпение Волот.

— Не надо ничего держать, я сама управлюсь, — осекла лучница.

Разозлившись, Умила ударила Баровита локтем в рёбра и зашагала к дровнице. Выйдя из-за невысокого строения, омуженка увидела подругу, стоящую на плечах брата. Волот широко улыбнулся, сжимая щиколотки лучницы, Радмила же и бровью не повела на внезапное появление друзей.

— Что ты делаешь? — заозиравшись, прошептала Умила.

— У отца луки ворую, — проворчала Радмила, отворяя чердачные дверцы. — Он их от меня подальше запрятал… Мол, брать нельзя; мол, на продажу.

— А коли дядька-Игорь сюда пойдёт? — подойдя ближе, Умила попыталась разглядеть что-либо в чердачной черноте, но снизу ничего не было видно.

— Не пойдёт, — возразил Баровит.

— Да? — недоверчиво пробурчал Волот. — С чего такая уверенность?

— Насколько я его понял, дядька думает, что мы с Умилой пошли ворковать. А вас он пока не хватился.

Резко развернувшись, Умила протянула к нему руку:

— Дай я на тебя встану.

— Чего? — опешил Баровит, косясь на пытающегося не смеяться Волота.

— Чего-чего, — обойдя витязя и уперевшись в его спину, заворчала омуженка. Подведя Зорьку к стене дома, пояснила: — Я тоже хочу на луки те посмотреть.

— Да пострелять, — пытаясь дотянуться до налучей, прохрипела Радмила.

— Вот! — радостно пискнула Умила, пристраивая ногу на колено Баровита. — Ну, присядь же ты. Али боишься надломишься?

— То вряд ли, — пробурчал витязь, подставив колено и сжав девичью руку.

Умила ловко забралась ему на плечи, потянулась к лямке тула.

— Далековато отец твой их забросил.

— Нарочно, — нащупав угол налучей, отозвалась подруга.

Подол сарафана цеплялся за бороду, щекотал нос, и как ни старался Баровит, убрать с лица ткань не мог.

— Умила, подол задери, — пребывая в полной темноте, попросил витязь.

— Сам задери, — шикнула омуженка, завладев тулом.

— Как? Коли отпущу тебя, завалишься.

Волот осторожно выпустил Радмилину ногу, скинул с лица друга красную ткань.

— Ну что, брат, поворковал? — ухмыльнулся он, вновь сжав щиколотку лучницы.

— Да уж, такого единения я не ждал, — согласился Баровит и заявил куда-то наверх: — Умила, опосле такого ты за меня замуж должна пойти.

Прижав к себе два тула и налучье, омуженка улыбнулась подруге, вытянувшей ещё два лука.

— Мы слезаем, — возвестила она, готовясь спрыгнуть.

Подобрав подолы, девушки прыгнули вниз, сильные руки вмиг сжали их, не дав упасть.

— Так что, Умила? — улыбнулся Баровит, не спеша выпускать свою ношу.

— Ой, да ладно, — отмахнулась омуженка. — Что я такого с тобой сделала? В детстве я у тебя под боком спала, почитай, каждую ночь. Ты токмо девкам не рассказывай, дабы не заревновали.

— Ну тебя, — опустив омуженку, фыркнул Баровит.

Умила подошла к подруге, протянула ей тул:

— Мы ж опосле всё на место вернём?

— Ага, — широко улыбнулась Радмила, вытягивая лук.

Изогнутые плечи пахли деревом, костяные накладки приятно холодили ладони, тетива скользила по пальцам. Работа мастера радовала взор, манила, словно подталкивая к стрельбе.

— Добрый лук, ничего не скажешь, — оценил Баровит, забрав у Радмилы налучье.

— Рано слюной исходить, — фыркнул Волот, ища мишень. — На деле их испробовать надобно.

Вытащив из дровницы расколотое полено, витязь привязал его верёвкой к яблоневой ветви, раскачал.

— Давайте по одному, — скомандовал Бер. — Умилка, мы с тобой с одного лука стрелять будем.

— У Баровита возьми, — метясь в раскачивающееся полено, пробурчала сестра.

— Радмилу проси, — вкладывая стрелу, возразил Зорька.

— Умилка тебе сестра, пущай она с тобой делится, — выстрелив, выдала Радмила. Улыбнувшись глухому звуку вонзившейся в полено стрелы, добавила: — Не жадничай, дружка.

Умила нехотя протянула лук брату. Выхватив из тула стрелу, погладила оперение. Слова Баровита о женитьбе вертелись в голове водоворотом, может, это