ключницы, Демир протянул ей увесистый мешочек. — Неужто я тебя обманул когда?

— Нет, родимый, не обманул, — Голуба коршуном впилась в мешок, потрясла, радуясь металлическому звону.

— Коли сызнова в поход соберусь, дам серебра наперёд, — пробасил воевода. — Посему не охай зазря.

Широко улыбнувшись, Голуба вышла в горницу, прошла к отведённой ей с Молчаном избе*. Вытянув из-под кровати сундук, запустила за пазуху руку, вытащила ключ. С тихим скрежетом ключ провернулся в замке, отворяя сундук. Бережно уложив в него мешок, Голуба вновь закрыла замок, спрятала ключ.

Расправив покрывало на кровати так, чтобы оно скрыло её скарб, медленно поднялась. Заприметив в окошке Малушу, поспешила во двор. Малуша развесила на верёвках рубахи, поёжилась от непривычно прохладного ветра. В шумном граде было странно и неуютно, к тому же солнце не грело столь жарко, как в родной деревеньке на берегу Русского моря. Но от той жизни остались лишь воспоминания, как и от родного селения. Прерывисто вздохнув, девушка направилась к хоромам и у самой двери нос к носу столкнулась с Голубой.

— Воды натаскала? — прищурилась домоправительница.

— Так Волот сам наносил, — растерялась Малуша, пятясь от старухи.

— Ишь ты какая труженица, хозяева сами за неё работу делают. Может, Умила за тебя каши наварит али щей? — уперев в бока руки, фыркнула Голуба.

— Состряпаю всё мигом, — пролепетала девушка, протискиваясь к двери.

— Ясно дело, — не унималась бабка, — печь-то я ужо истопила. С истопленной-то печью всё стряпается живо.

С трудом протиснувшись в сени, Малуша поспешила в горницу. Дел и впрямь было много, к тому же девушка стремилась доказать, что ей не зря дали приют. Голуба тоже это понимала, потому и ворчала, едва молодка появилась на пороге. Спустившись с крыльца, ключница подошла к бане, заглянула в отворённую дверь.

— Ты б не грызла так молодуху, пожалела бы сироту, — раздался за спиной тихий голос.

— Щас! — захлопнув дверь, Голуба развернулась к мужу. — Она мигом хозяйство подхватит, мы тогда без надобности станем. Подумал о том, дурак старый? Нашёл кого жалеть. Себя пожалей… Баня-то, поди, истоплена. Что же ты хозяев не кличешь? Расторопней быть надобно.

Махнув на жену, Молчан поплёлся к хоромам, бормоча под нос ругательства. Он бы и рад был на старости лет усесться на завалинке да посматривать, как внуки по двору носятся. Но жена спуску не даст.

* * *

Застывшим отражением Яви казался густой лес. Он тянулся нескончаемой грядой вдоль огненной реки. Небо. Голубое, совершенно обычное, с белыми кучерявыми облаками, вот только птицы не сновали в его толще. Привычным и одновременно чуждым казался этот мир. Взглянув на раскалённый докрасна кованый мост, Рода нахмурилась, отошла подальше от пылающей Смородины.

— Навь принимает тот облик, коий остался в памяти от Яви? — спросила она, взглянув на Аделю.

— В своём большинстве, — поправила вестница Мары, — что-то предстаёт неотъемлемой частью Нави.

— Аки река с мостом, — ухмыльнулась Рода, — в Яви того нет… Хоть вижу её не впервой, а всё ж боязно к ней подходить.

— Правильно, — кивнула Аделя, — ступишь на мост, пройдёшь реку да обратно уже не воротишься.

Поёжившись, Родослава подошла к густому лесу, провела рукой по еловым ветвям — холодные, колючие. Опустившись на колени, всмотрелась меж широких стволов — темнота.

— След Дракона надобно искать в моей памяти? Навь обернётся прошлыми летами?

— Да, — не оборачиваясь к богатырше, проронила Аделя. — Дракон явился к Акиму во сне. Коли успела запомнить, что зрил твой отец, то сможешь отыскать Дракона.

Родослава закрыла глаза. Вспомнить было трудно. Тогда, гонимая страхом за жизнь Акима, она не разглядывала облик Навьего мира. Что же там было? Змеи. Нет, чудовища со змеиными руками. Чудовища, напоминающие её саму и Демира. Что мог вспомнить отец связанное с ней и братом? Где они могли быть вместе? Рода скривилась, прерывисто выдохнула — таких воспоминаний было тысяча тысяч. Лета проносились в учении, походах и битвах, всегда они с Демиром были подле отца.

— Не додумывай, — услышав мысли богатырши, осекла жрица Мары, — иначе пойдёшь по ложному следу. А времени на плутания по Нави у тебя нет… Вспоминай.

Родослава обхватила голову, зажмурилась. Что ещё? Что там было? Змеиные кольца. Много колец. Не только брат. Было чёрное чудище в платке, что любила носить матушка. Было худощавое с длинной косой, как у Арины… и ещё два совсем мелких. Один… два… четыре… шесть, отец — седьмой. Где они бывали всей семьёй? Ответ вспыхнул сам собой и настолько ярко, что Родослава вскочила, выпрямившись во весь рост.

— Камбалу, наш дом, — затараторила она. Вновь закрыв глаза, заводила руками по воздуху: — Хоромы, двор. Кружева на оконцах, сад цветущий. Мы с Демиром… Милада с Росаной совсем малы… Арина завсегда с ними нянькалась… Какой то был день, не помню, да мне тогда лет двенадцать-пятнадцать было.

— Долго хаживать станем, — покачала головой Аделя, — вспоминай ещё.

— Двенадцать — рано, — напрягая память, зашептала Рода, — я ещё Макоши служила. Род Перуну меня передал за три месяца до мого тринадцатого лета. Пятнадцать — поздно, мы тогда в походах летами пропадали… Четырнадцатое лето.

— Уже лучше, — улыбнулась Аделя, подойдя ближе. — Что было там?

— Хоромы, двор, сад, — не открывая глаз, богатырша рисовала в воздухе стены дома, кроны груш. — Отец нам мечи вручил, сам посмеивается в тени… Матушка хлопочет, выгнала нас… Тепло. Сёстры в рубахах простых. Жарко…

Густой лес померк, растаял, словно туман, уступив бревенчатым стенам. Смородина обратилась мощёной дорогой, ведущей к белокаменному детинцу. Ладонь коснулась шершавой калитки, скользнула по холодным петлям. Открыв глаза, Родослава улыбнулась — дом, в коем не появлялась уже лет шесть, стоял перед ней, обратив к свету резные оконца. У колодца застыл Демир, переливая воду в ведро; на пути к хлеву замерла мать. За ней в беззвучном плаче остановилась Росана.

— Оно? — поинтересовался голос за спиной.

Рода не ответила, лишь заглянула в конюшню — отцовский вороной стоял в стойле, значит, глава семьи дома. В замешательстве богатырша закрутилась, ища подсказки в мелочах. Вновь всмотревшись в дом, прищурилась. Стремительно подойдя к окнам, провела по кружеву пальцем — тщательно выбеленные, ровные, каждая трещинка затёрта и замазана.

— Рано, — проронила Родослава. — Дед ещё жив.

Аделя удивлённо взглянула на богатыршу, скрестив на груди руки.

— Отец про оконца завсегда забывал, — пояснила Рода, словно почувствовав удивление спутницы, — токмо дед их белил.

— Что ж, — улыбнулась жрица, — тогда вспоминай дальше.

* * *

Ярко светило весеннее солнце, рассыпая отблески по округе. Торговые ряды уж бурлили от нахлынувших гостей, заполнялись зазывными кличами купцов. Чего только не было на лавках — и ткани