Лицо Аннабель вытянулось. Она бросилась к подруге, села рядом и стиснула ее руку:

– И ты меня прости. – Зеленые глаза вновь затуманились; гнев их покинул. – Прошу, верь мне. – Она крепче сжала руку Люси. – Я не хотела причинить тебе боль.

Люси пожала плечами:

– Все эти годы я была известна как возмутитель спокойствия. Кому, как не мне, сбивать людей с толку.

Глаза Аннабель подозрительно заблестели:

– Я не кто-то, а твоя подруга. Мои эмоции зашкалили… Ты простишь меня?

Люси вздохнула. Ну как не простить?

– Тебе не за что извиняться. – Она в ответ сжала руку Аннабель. – И я счастлива за тебя. Очень.

Даже в раскаянии Аннабель со своей королевской осанкой и горделивыми скулами выглядела так, словно ей судьбой предназначалось стать герцогиней. Самообладание и чувство собственного достоинства были у нее в крови. И все равно пришлось проглотить горькую пилюлю в виде того, что потребовались деньги и покровительство мужчины, чтобы помочь ей исполнить свое предназначение. Однако что есть, то есть. Возможно, это Люси преждевременно превратилась в злую старую каргу.

Аннабель теребила кисточку пояса.

– Если хочешь знать, мне не доставляют удовольствие ограничения – будь то платья, телохранители или протокол. Но, дорогая моя, – она подняла глаза, и глубина чувств подруги на миг ошеломила Люси, – я никогда не была так счастлива. Возможно, это звучит грубо, но я хочу все сразу: быть женой мужчины, которого люблю, и бороться за свободу женщин.

Люси пока не дано было понять это. Но если кто-то и может надеяться объять необъятное, то только Аннабель.

Кроме того, даже на взгляд злобной карги было совершенно очевидно, что герцог без ума от Аннабель. Он человек не эмоциональный, но немедленно переключает внимание на жену, стоит ей лишь войти в комнату. В плане привязанности их союз выглядит гармоничным. Вряд ли унизительно угождать мужчине, который сам всегда рад угодить тебе.

– Что ты собираешься делать с памфлетами? Принц очень недоволен?

Аннабель хихикнула:

– Между нами говоря, он умирает от скуки, так что рад любому происшествию. Но, само собой, не одобряет провокаций против своей персоны.

– Могу себе представить. Что ты предпримешь?

Аннабель невесело улыбнулась:

– Монтгомери уже убедил его, что памфлеты – идея нескольких дам, которые выпили лишнего и после бала решили пошалить, возможно на спор.

– Оригинально. Самый разумный способ представить ситуацию не такой серьезной.

– Конечно. Ни один мужчина в здравом уме не додумался бы до столь фривольного поступка.

– Как бы то ни было, женщины сделаны из другого теста, – пробормотала Люси, припомнив обращенные к себе спины, пронизывающий насквозь взгляд леди Солсбери… и бурлящий гнев матери. – Они полагают, я хотела выставить герцога идиотом. Или привлечь к себе внимание. Вопрос в том, кто это сделал? И зачем? Какие-нибудь улики есть?

Аннабель помрачнела:

– Пока никаких. У Монтгомери в гостях сегодня достаточно противников, которые хотят представить дело так, будто он не способен повлиять на ситуацию.

– Противники есть и у меня, – прошептала Люси.

Аннабель распахнула глаза:

– Считаешь, провокация направлена против тебя?

– Первое, о чем я подумала. Хотя зачем кому-то понадобилось устраивать такое… – От внезапной догадки у нее внутри все оборвалось. Она знала одного человека, который был крайне заинтересован в ее дискредитации. И имел богатый опыт жестоких розыгрышей в ее отношении. Тристан.

Ладони вспотели. Сердце бешено застучало.

– Кто бы это ни был, мы его вычислим, – решительно заявила Аннабель. – Инцидент будет считаться провокацией до тех пор, пока мы воспринимаем его как провокацию. А если мы не станем относиться серьезно, люди, которые продолжат возмущаться, будут выглядеть глупо. А здесь никто не желает выглядеть глупо.

Это верно. Люси снова потянулась к сумке. Смягчился принц или нет, но от одной мысли о том, чтобы провести еще один день под прицелом чужих глаз, по телу пробежали мурашки. Магия прошлой ночи, тепло рук Тристана, беспечный смех и шампанское – все исчезло в одно мгновение, оставив лишь пустоту в груди. Тело слишком остро реагировало на возможное предательство Тристана Баллентайна.

Аннабель опустила руки на колени.

– Люси, я не хочу быть назойливой…

– Продолжай!

– Тебя что-то гнетет? Не обижайся, но мне кажется, ты в последнее время несколько раздражена.

– Я всегда такая, – фыркнула Люси.

Аннабель покачала головой:

– Если хочешь рассказать о чем-либо по секрету, я к твоим услугам.

Полчаса назад Люси была бы благодарна предложению. Но если это Тристан разбросал по Клермонту «Гражданку», она вновь презирает его, а такая простая эмоция не требует анализа.

В дверь отчаянно заколотили, и секундой спустя в комнату ввалились Хэтти и Катриона.

– Я же говорила! – Хэтти плюхнулась на кровать. – Разве я вам не говорила? – Все непонимающе уставились на нее. Она воздела руки к потолку: – Стоит нам четырем собраться вместе – и скандал тут как тут. – Она красноречиво взглянула на Люси: – И это не имеет ничего общего с моей неконтролируемой интуицией.

Аннабель перевела взгляд с Хэтти на Люси и затем на Катриону:

– Она рехнулась?

– Не обращайте внимания. – Катриона оккупировала последнее свободное место на постели. – У нас есть подозреваемый? Мы знаем, кто являлся целью провокации – Люси или Монтгомери?

Хэтти затрясла головой:

– Нужно разработать план, как поймать виновного. До отъезда как-нибудь продержимся.

У Люси замедлился пульс. Пустота в груди заполнилась теплом. Она обвела взглядом подруг, ощущая комок в горле.

– Пока подозреваемых нет. Однако давайте делать вид, будто нас это не заботит.

– А нас это действительно не заботит, – решительно заявила Аннабель. Затем позвонила в колокольчик и заказала полный завтрак для Люси и чай с пирожными для всех.

Тристан заявился в столовую с опухшими глазами и срочно потребовал кофе: наикрепчайший, пожалуйста! Бал отгремел вскоре после полуночи, и как раз тогда Тристан уговорил нескольких джентльменов, в том числе младшего брата герцога, лорда Перегрина, сыграть в «двадцать одно» в курительной комнате Клермонта. Они вновь и вновь раздавали карты и прикладывались к выпивке, пока глаза не перестали хоть что-то видеть. Тристан вышел победителем в затянувшейся игре, но, поскольку голова все еще оставалась достаточно свежей, чтобы предаваться навязчивым мыслям о некоей женщине в алом платье, он убедил лорда Перегрина совершить набег на шкафчик, где Монтгомери хранил портвейн. Легко внушаемый девятнадцатилетний юноша выбрал чертовски старинную бутыль, которая и явилась причиной чертовски сильной головной боли.