Тем не менее, большую часть работы я выполнял за кулисами. Я провёл много дней в госпитале Селли Оук и Хедли Корт, общаясь с солдатами, слушая их истории, пытаясь дать им минуту покоя или смеха. Я никогда не предупреждал прессу и только один раз, кажется, позволил это сделать Дворцу. Я не хотел, чтобы репортёры приближались к этим встречам, которые на первый взгляд выглядели обыденно, но на самом деле были очень интимными.

Так ты тоже был в провинции Гильменд?

О, да.

Потеряли там кого-нибудь из парней?

Да.

Я могу что-нибудь сделать?

Ты уже помогаешь, приятель.

Я стоял у постелей тех, кто находился в ужасном состоянии. Один молодой парень был замотан в бинты с головы до ног и находился в состоянии искусственной комы. Его мама и папа были там, и они сказали мне, что вели дневник о его выздоровлении; они попросили меня прочитать его. Я прочитал. Затем, с их разрешения, я написала в нём кое-что для него, чтобы он прочитал, когда очнется. После этого мы все обнялись, а когда прощались, чувствовали себя как родные.

Наконец, я поехал в центр физической реабилитации на официальную помолвку и встретился с одним из солдат с рейса домой. Беном. Он рассказал мне, как СВУ ему оторвало левую руку и правую ногу. По его словам, день был жаркий. Он бежал, услышал взрыв, а затем почувствовал, что подскочил в воздух на 6 метров.

Он видел, как нога оторвалась от тела.

Он рассказывал мне об этом со слабой, храброй улыбкой.

За день до моего визита ему поставили протез ноги. Я взглянул вниз. Очень гладкий, приятель. Выглядит довольно прочным! Скоро увидим, сказал он. В соответствие с реабилитационным режимом, в тот день ему предстояло подниматься и спускаться по скалодрому.

Я стоял рядом, наблюдал.

Он закрепился в обвязке, взялся за веревку и полез по стене. На вершине он издал воодушевляющий возглас, потом махнул рукой и спустился обратно. Я был поражён. Я никогда так не гордился тем, что я британец, что я солдат, что я его брат по оружию. Я сказал ему об этом. Я сказал ему, что хочу купить ему пиво за то, что он забрался на вершину стены. Нет, нет, ящик пива.

Он засмеялся. Я бы не отказался, приятель!

Он сказал что-то о том, что хочет пробежать марафон.

Я сказал, что если он когда-нибудь пробежит, то когда он это сделает, я буду ждать его на финише.

27

Ближе к концу того лета я отправился в Ботсвану, где встретился с Тидж и Майком. Недавно они проделали мастерскую работу над сериалом Дэвида Аттенборо «Планета Земля» и несколькими другими фильмами BBC, а теперь снимали важный фильм о слонах. Несколько стад слонов, пострадавших от вторжения в среду обитания и засухи, хлынули в Намибию в поисках пищи и попали прямо в руки браконьеров — сотен, вооружённых автоматами АК-47. Тидж и Майк надеялись, что их фильм прольёт свет на эту массовую резню.

Я спросил, могу ли помочь. Они не колебались. Конечно, Спайк.

Фактически, они предложили мне поработать оператором, хоть и бесплатно. С первого дня они говорили о том, что я выгляжу по-другому. Я никогда не был усердным работником, но, очевидно, в армии научился исполнять приказы. Им никогда не приходилось повторять мне что-то дважды.

Много раз во время съёмок мы ехали по кустам в их грузовике, и я смотрел на них и думал: "Как странно". Всю свою жизнь я презирал фотографов, потому что они специализируются на том, чтобы украсть вашу свободу, а теперь я оператор, снимающий фильм про важность сохранения свободы этих величественных животных. И чувствую себя свободнее в процессе.

По иронии судьбы, я снимал ветеринаров, когда они устанавливали на животных маячки. (Эти устройства помогут исследователям лучше понять характер миграции стада). До этого момента у меня были не самые приятные ассоциации с маячками.

Однажды мы снимали, как ветеринар метал дротик в большого слона-быка, а затем надевал ему на шею следящий ошейник. Но дротик лишь задел прочную кожу слона, и тот бросился бежать.

Майк крикнул: Хватай камеру, Спайк! Бежим!

Слон продирался сквозь густой кустарник, в основном по песчаной тропе, хотя иногда тропы не было. Мы с ветеринаром старались держаться его следов. Я не мог поверить, что животное двигалось с такой скоростью. Он прошёл восемь километров, затем замедлился и остановился. Я держался на расстоянии, а когда ветеринар догнал меня, я увидел, как он всадил в слона ещё один дротик. Наконец большой зверь упал.

Через несколько мгновений Майк с рёвом подъехал на своем грузовике. Отличная работа, Спайк!

Я еле дышал, руки на коленях, весь в поту.

Майк в ужасе смотрел на меня. Спайк. Где твои ботинки?

О, да. Они остались в грузовике. Не успел их надеть.

Ты пробежал 8 километров... по кустам... без обуви?

Я рассмеялся. Ты велел мне бежать. Как ты сказал, в армии меня приучили исполнять приказы.

28

ПРЯМО НА ВСТРЕЧЕ НОВОГО, 2009 ГОДА, в сети появилось видео.

Я, курсант, тремя годами ранее, сижу с другими курсантами.

В аэропорту. Может быть, на Кипре? Или, может быть, в ожидании вылета на Кипр?

Видео было снято мной. Убивая время перед вылетом, дурачась, я обвёл объективом группу, сказал несколько слов о каждом парне, а когда подошёл к своему товарищу и хорошему другу Ахмеду Раза Кану, пакистанцу, я сказал: О, наш маленький паки...

Я не знал, что "паки" — ругательное слово. Я рос и слышал, как многие люди используют это слово, и никогда не видел, чтобы кто-то вздрагивал или морщился, никогда не подозревал их в расизме. Я также ничего не знал о бессознательном предубеждении. Мне был 21 год, я жил в изоляции и привилегиях, и если я вообще что-то думал об этом слове, то думал, что оно похоже на "осси" (австралиец). Безобидное.

Я отправил отснятый материал своему однокурснику, который готовил видеоролик к концу года. С тех пор он распространялся, перелетал с компьютера на компьютер и в конце концов попал в руки человека, который продал его газете News of the World.

Началось горячее осуждение.

Все говорили, что я ничему не научился.

Я ничуть не повзрослел после нацистского костюма, говорили они.

Принц Гарри хуже, чем дурак,