– Может, и последствия. А, может, Мир твою душу ведет, – задумчиво резюмировал помощник.

– Все равно моя душа, я её веду, – тихо пробурчал ребенок, посильнее прижимаясь к моей руке. – Зря ты на мою душу наговариваешь.

– Так зачем лукавить, не молода я, – тихий смех осел легкой горечью на языке.

– Ты – может быть, тело твое прошлое – может быть, а душа молодая, вкусно пахнущая, – облизнулся клятик. – Никому не отдам, моя!

– А разве я – не моя душа?

– Нет, ты – это ты. Твой опыт и твои ошибки, твои сложные решения и налипшая за жизнь людская грязь. А душа… душа – другое. Мне лучше видно.

Из коридора послышались громкие шаги. Встрепенувшийся клят подпрыгнул и нырнул под стол ко мне на колени, подобрав лапкой хвостик, будто его можно было заметить. Я тоже напугалась. Иррациональный страх, что кто-то мог слышать наш разговор, забился в сердце, будто птица в клетке. Дверь с грохотом распахнулась и на пороге возник Его Мерзейшество.

– Ну-ка, холоп, метнись в коридор, – процедил он, с ненавистью глядя на Ясеня.

– Мы работаем, Роберт, – тьфу, идиот, напугал. Что ему опять надо?

– Потом поработаете, – брезгливо сказал он и попытался цепануть юношу за ухо. – Пошел отсюда, шваль!

Фокус не удался и пальцы мужчины оказались покрыты льдом до середины фаланги. Опешивший придурок так сильно поразился, что забыл слова и замычал разъяренным быком:

– М-м-м-мразь помойная! Да я тебя!

– Прекратили оба! – хлопок ладонью по столу сопровождался безвредными холодными искрами. – Ясень, выйди, пожалуйста. Распорядись на счет позднего ужина и проверь Миру.

– Совсем оборзел, крысеныш, – красный от гнева толстяк грузно опустился на диван после того, как замешкавшийся Ясень вышел в коридор, подарив мне многозначительный взгляд.

– Чего угодно вашей светлости? – сухо спросила я, собирая в стопку свои зарисовки.

– Скоро свадьба, – торжественно испортил мне настроение он. – Через какой-то месяц начнется основная подготовка к церемонии и до весны я стану вашем супругом и господином.

Мои губы невольно расплылись в гримасе отвращения. Как бы я не отодвигала эту проблему вглубь сознания, рано или поздно меня должны были ткнуть носом в то, от чего бежала прежняя Гретта. И теперь эта проблема сидела передо мной и вызывала рвотные позывы одним лишь своим видом. Удивительно, как это чудище смогло стать еще омерзительнее за прошедшие недели.

– Мой отец, граф де Кресс, передает вам свое почтение и просит вас подумать о составлении Григорианского соглашения. Я, со своей стороны, обещаю вам все то, что полагается благонравной и скромной супруге, и будущей виконтессе де Кресс.

Григорианское соглашение? Это что еще такое? Черт, надеюсь, он не ждет ответа прямо сейчас? Одно ясно – ничего путного от этой семейки ждать не стоит.

– Я подумаю об этом, – нейтрально ответила я. – А теперь прошу прощения, мне нужно идти, – выпорхнув изо стола я всем видом продемонстрировала, как спешу, успев шугануть притихнувшего черта. Недовольный женишок попытался было открыть рот, чтобы воспротивиться и получить согласие немедленно, но пара искр у лица отрезвили его пыл. После чего неторопливо встал и вышел из кабинета, в очередной раз напомнив, что мне уже пора думать о свадебном платье.

Я же поспешила вниз на поиски того, кто сможет меня просветить относительно нового предложения. Соглашаться я в любом случае не собиралась, но полезно знать, от чего откажусь.

Нужные мне люди нашлись на кухне. Тщательно вылавливая вишню из компота, слуги собирали на поднос ужин для меня и моей стандартной компании. Ясень тихонько переговаривался о чем-то с Феликсом, кивая на тканевые мешки, лежащие грудой в углу. Дворецкий явно не соглашался, делая пометки в маленькой записной книжке, а потому не сразу услышал мой вопрос.

– Что такое Григорианское соглашение?

– Пакость мерзотная, – скривилась неслышно подошедшая сзади Берта.

– Как поглядеть, – задумчиво повернулся Ясень. – Для тебя-то, конечно, путь в никуда, но многие леди этим спасаются.

– Ну так что за соглашение-то?

– Официальный отказ от всего наследства в пользу мужа в обмен на пожизненное содержание в виде четко зафиксированной суммы при любых обстоятельствах.

– А в чем выгода женщинам? – знатно удивилась я. – Разве мужья не обязаны обеспечивать своих жен пожизненно после заключения брака?

– Обязаны, – кивнул Феликс. – Только каждый муж сам решает, что входит в обеспечение.

– Верно. Конечно, сейчас можно сделать как ты – подать прошение о выделении ежемесячных денег по новому закону. Однако в случае смерти мужа тебя будет содержать его род и о своих сотнях фионов можешь забыть. При Григорианском же соглашении все твое имущество от погибшего супруга перейдет к его роду, а тебе продолжат выплачивать ту сумму, которая прописана в документе.

– И много у меня наследства?

– Уже составляю опись, – пробурчал жующий помощник. – Старосты дальних деревень, собаки, подчищают церковные и доходные книги. И некоторые управляющие его сиятельства графа воду мутят, как заразу сплетни разносят, что б мне старые подоходные списки подсовывали. Но можешь не сомневаться, если все продать – и внукам хватит. А если с головой управлять – праправнуки о своих детях смогут не беспокоиться.

– Видно, старый граф де Кресс решил своего крысеныша подослать, чтобы лапу на ваше хозяйство наложить сразу же, без шансов вырваться, – со скрытой злостью пошипела повариха. – Виконтишка до такого не додумался бы, он в старые законы рыло не сует.

– Кстати, а почему я графиня, если ребенок графа – виконт?

– Согласно воле монарха Бенеджамина Пятого, при смерти супруги любой из родовитых дворян имеет право подать прошение о присвоении титула, аналогичного своему, старшей дочери. Ввиду смерти вашей добродетельной матушки и дальнейшими хлопотами вашего батюшки, вам присвоен титул графини, – ответил дворецкий, принимая из рук подскочившего поваренка тарелку с мятным соусом.

Хм-м-м…

– Даже не думай, – пресекла мою мысль Берта. – Коли у дочери титул выше, то и ухажёры получше будут – батька всяко в большем выигрыше. Элита к элите. А радости тебе с этого титула был бы гулькин нос, коли б не новая королева. Граф-то, не будь дурак, не о барышах пëкся и не о высоком родстве, а о тебе, несмышленке – заберет внезапно Мир его душу, так ты не виконтессой