сама не знает, что ей нужно, а уже платит. А если бы я наелся и убежал? Ловила бы меня за хвост потом.

– Я покормила тебя потому, что ты был голоден, – настала моя очередь фыркать. – А не потому, что мне от тебя что-то нужно.

– Как? – чертенок шлепнулся на попу. – Не нужно лгать кляту, человек, мы вранье за версту чуем!

– Значит, почуешь, что я не вру, – смела крошки на ладошку и выкинула в окно. Вот овсянки порадуются песочному печенью. – Я отправляюсь спать, ты можешь лечь на диване здесь. Или на моем кресле, если беспокоишься, что тебя увидят.

– А в сундук можно? – вдруг заискивающе спросил ребенок, прячась за собственным хвостом.

– Конечно, но возьми с собой маленькую подушку с дивана. А хотя подожди, я сама, вряд ли ты ее поднимешь.

– Я сильный, тётенька! Я самый сильный клят! – оскорбилось дите и неловко спрыгнуло на пол, процокав за мной к дивану.

– На свете? – усмехнулась я, прихватывая подушку и маленький декоративный плед.

– В этом доме, – скромно ответил чертенок и юркнул в сундук.

Я же удовлетворенно упала в кровать. Позабыв про записи и капучинатор, потому что сон важнее для здоровья, а здоровье нужно всем. Но утром меня разбудил визг, от которого напрочь заложило уши, перемежающийся с ругательствами.

– Нечисть! Пшел прочь, зараза!

– Хулиганка! – пищало откуда-то снизу.

– Немытик! Аспид, что б тебя топором да об стенку!

– Грубиянка!

– Нечисть поганая! Выметайся вон, пока я на тебя умника не спустила!

– Ты-ы-ы, – протянули на гране срыва. – Дура! Я моюсь! Я чистый! –тоненький голос не выдержал обиды и зарыдал.

Пока я торопливо подскакивала, искала тапочки и открывала дверь, успела несколько раз помолиться, чтобы этого крика никто не слышал и не вломился спасать мою служанку, а заодно и меня. Ожидания не оправдались.

– Ты чего разоралась, оглашенная? Кто тут не моется? – влетел в покои Ясень. – Гретта, ты зачем голая в общественном месте расхаживаешь?

– Это моя комната! – возмутилась я, одергивая ночнушку.

– Так голая-то зачем?

– Да иди ты, – отмахнулась я. – Мира, ты чего орешь, как резаная?

– Божий враг в сундуке вашем окопался, – благоговейно сказала служанка, сложив руки в молитвенном жесте. – Настоящий клят, злобный и гадкий.

Сундук ответил сдавленными рыданиями. Я вздохнула и пошла выуживать чертенка из деревянного плена. Маленький мокрый комочек полностью поместился на ладонь, которую я продемонстрировала слугам.

– Чисто ночь плюнула, да услышит меня Мир, – в волнении сжала руки камеристка. – Сожгите его, ваша светлость, чтобы и пепла от него не осталось.

– Гореть не будет, – с исследовательским интересом отверг предложение Ясень. – Мокрый же. А как в нем столько слез поместилось? Вон, даже с шерсти капает.

И впрямь, с шерсти обильно капало. Свернувшийся в клубочек клят продолжал судорожно, но молча рыдать. Я же гадала, как представить им нового друга так, чтобы они не пытались его сжечь или утопить хотя бы первые пол часа. Черт, а ведь и правда местные как-то кровожадно относятся к клятам!

– Не люблю так говорить, но я запрещаю вам его убивать, ясно? Это приказ, – мои пальцы нащупали спинку черта, которую я начала легонько поглаживать. – Он маленький и наверняка снова голодный. Можете с ним познакомиться и покормить его.

– Оп-па, золото нам будет не лишним! – обрадовался Ясень, будучи явно в курсе этого неравноценного обмена.

– Просто покормить, – холодно ответила я.

– Как просто? Греттка, это же клят, настоящий. Его либо раздавить, либо умнее быть – накормить и свой гешефт поиметь. Только Мир не одобряет сделки с ними, по правилам пристукнуть надо бы.

– Не знала, что в тебе спит талант детоубийцы, – мой голос ухнул еще на десяток градусов вниз.

В ответ удостоилась лишь внимательного взгляда и едва заметного кивка. Надеюсь, мы поняли друг друга. Нет, мама миа, какие кровожадные, вы посмотрите-ка!

– Голодный? – растеряно спросила Мира. – Кормить нечистую силу, ваша светлость? Бог с вами, грешно!

– Значит, я сама, – легко согласилась я и вернулась в спальню, заперев за собой дверь.

Проблема. Не думала, что они так негативно воспримут маленького чертика. И что мне теперь с ним делать? Надо его как-то спрятать, но для начала побольше узнать о нем.

– Зачем ты пришел в мой дом прятаться, если не хотел, чтобы я тебя увидела? – спросила я, натягивая новое платье со шнуровкой на груди, с которым могла справиться сама.

– Так ты же меня сама позвала, – простодушно ответил ребенок, заметно успокаиваясь и переставая рыдать.

– Я? Когда? Снова врешь?

– А вот и нет, – обиделся он. – Ты клятву взяла, он в сердцах ее дал – я пришел.

– Неужели кляты появляются всегда, когда кто-то дает клятву? – удивилась я, пытаясь сладить с волосами.

– Не-е-е-т, – засмеялся чертик. – Только когда клятва плохая.

– Что значит плохая?

– Ну, когда человек не думает, что говорит, чем клянется и даже не помнит, что пообещал. Тогда и приходят к вам кляты, когда вы произносите глупые клятвы, – беспечно болтая ногами, ответил он.

– Но почему ко мне, если клялась не я?

– А от тебя пахнет вкусно, – наивно сказало дитё, косясь в сторону вазочки с печеньем, оставленной на столе. – А потом ты ту штуковину железную на улице забыла и я ее с собой прихватил, когда прятался.

– Так это ты положил турку в мою карету?

– Я. А ты дашь мне за это печенья? – большие глаза мило похлопали, и я почти согласилась, но вовремя спохватилась.

– Сначала мы поедим что-то серьезное, а потом сладкое. Что ты ешь, помимо печенья?

– Ничего. Я совсем ничего больше не ем, только это вкусное печенье, – ответил клятик, но увидев мои глаза, неуверенно продолжил. – Ну, может быть, еще немного кашу или суп. Или мясо. А овощи не люблю, – шепотом закончил он.

– Понятно. Значит, идем есть кашу.

Пройдя мимо нерешительно застывшей Миры, которая так и не отошла от двери моей спальни, мы спустились на первый этаж. Ароматные запахи, тянущиеся с кухни, подсказали, что сегодня на завтрак и впрямь молочная каша, а еще