Стараюсь дышать медленно и спокойно, проход заканчивается, и мы выходим на открытое пространство со свободно бегающими ротвейлерами и разбросанными там и сям камнями.

Мой шаг сбивается, Ройс смеется и с непринужденным видом сует руки в карманы.

Ни одна из собак не подходит к нам, но они продолжают лаять, пока Андре не командует им «Тихо!». Он по очереди кидает им угощение, и огромные псы умилительно виляют попками и перебирают лапами.

Мы идем впереди, банда Брейшо сразу за нами, и вскоре передо мной открывается вид на все это скрытое от посторонних глаз место.

Двор тянется на мили вширь, окруженный по периметру кипарисами. Снаружи кажется, будто это какая-то свалка с хламом, но на самом деле здесь царят чистота и порядок, нет ни намека на мусор.

Слева стоит огромное здание из металла с длинными окнами вдоль крыши. Над дверью огромными буквами выведено «Брейшо».

Я смотрю на Ройса.

– Самолет?

Он смотрит не на меня, а на посадочную полосу.

– Когда мы привезли тебя, мы выходили с того конца. Оттуда ты ничего этого видеть не могла.

– Это было сделано намеренно?

Он косится на меня.

– А ты как думаешь?

Конечно.

Я слежу за его рукой – он указывает направо.

– Первый ряд под запретом, а на второй можешь взглянуть.

Я поворачиваюсь и вижу две параллельные линии. Впереди стоят по меньшей мере три дюжины автомобилей разных марок и брендов: пикапы, джипы, кроссоверы, даже катафалк – и все со знаменитой темой черного на черном.

Черная краска, диски, почти полностью затонированные окна.

Если бы прямо сейчас в одной из машин кто-нибудь сидел, вы бы об этом не узнали.

За ними, во втором ряду, – разнобой.

Здесь есть все, от убитой развалюхи какого-нибудь бедного работяги до солидного авто богатенького папика в кризисе среднего возраста. Серебристые, голубые, коричневые… С краю стоит уже знакомая мне белая машина, на которой Ройс приезжал к дому моей тети.

Мы подходим ближе, и Ройс кивает на маленький дом справа.

– Мы заглянем в ангар и пойдем туда. А ты найди себе тачку, и поживей. Запомни номер, что спереди, и иди к нам. Андре подгонит ее, когда мы закончим, а потом тебе скажут, куда на ней ехать.

Не дожидаясь ответа, он ведет свою семью к ангару. Я остаюсь наедине с несколькими дюжинами машин, которые наверняка повидали больше, чем я могла увидеть в своих кошмарах.

Успеваю осмотреть несколько автомобилей, когда мое внимание привлекает…

В самом углу, небрежно накрытый брезентом, торчит смятый впереди «Кутлас» 1972 года. Этот ржаво-красный цвет я бы узнала где угодно.

Мои ноги несут меня прямо к нему, я спотыкаюсь о камни и падаю прямо перед бампером. Номерной знак еле держится на одном-единственном ржавом болте, другим концом царапая землю.

Протягиваю руку, чтобы коснуться букв, и знак падает лицевой стороной вниз, скрывая слова, что я знаю наизусть.

Поднимаю его, мои колени дрожат, когда я хватаю ткань, закрывающую машину, и тяну на себя. Она за что-то цепляется, но это неважно. Мне достаточно и того, что я вижу.

Пассажирская сторона тоже смята, передний диск согнут пополам. Лобовое стекло разбито, но внизу держится, верхняя часть стекла выгибается внутрь салона, частично разлетевшись на осколки.

Я подскакиваю к водительской двери, у меня вырывается низкий рык, когда я тяну ручку. Поднимаю ногу, упираюсь в заднюю дверь, чтобы добавить силы, дергаю и раскачиваю, пока водительская дверь наконец не распахивается.

Быстро ныряю внутрь, ощупываю прохладную кожу, которой он, видимо, переобтянул салон без моего ведома, но это не то, из-за чего мои легкие сжимаются, а голова начинает кружиться.

Кровь.

Повсюду.

На сиденьях, на двери, на разбитом лобовом стекле.

И с водительской, и с пассажирской сторон висят разорванные подушки безопасности.

Глубоко дыша, я нащупываю в кармане телефон и набираю номер брата, но после двух гудков включается автоответчик.

– Черт…

Я пробую снова, яростно похлопывая по колену другой рукой.

– Ну давай же, Бас. Где ты, мать твою? Возьми трубку.

На этот раз даже гудков нет, и я тихо рычу.

– Что ты делаешь?

Вскрикиваю, молниеносно тянусь к двери, захлопываю ее и закрываю замок всего за полсекунды до того, как по внешней ручке ударяет рука Ройса.

Перепрыгиваю на заднее сиденье.

– Открой дверь, – голос Ройса звучит спокойно и размеренно. – Сейчас же.

Бросаю быстрый взгляд через его плечо – на его семью, что таращится скорее на машину, чем на безумную девчонку, которая прячется внутри.

– Ни за что на свете, – я снова перевожу взгляд на Ройса.

Его лицо ожесточается, он хватается руками за крышу и нагибается, чтобы привлечь мое внимание.

– Я разобью это гребаное окно, а потом все остальные. Выходи.

– Оставь меня в покое.

Он бьет по старому металлу кулаком, и я подпрыгиваю.

– Чертовски смешно, девочка. – Он слегка прищуривается, его взгляд падает на мои ноги. – У тебя кровь идет. Не двигайся, мать твою.

Ройс обходит машину гневными, тяжелыми шагами, но я быстро блокирую боковую дверь, и его ладони опускаются на стекло окна.

– Где мой брат? – кричу я, едва узнавая собственный голос. – Это его машина. Здесь кровь. Его не было на складах, когда мы там были, его не было в доме с тех пор, как я здесь, он не отвечает на мои звонки. Где он?!

Тело Ройса выпрямляется, руки опускаются по бокам. Он смотрит прямо на меня.

У меня в висках грохочет пульс, я пытаюсь успокоиться, чтобы замедлить поток крови, яростно несущейся по моему телу, но не могу сосредоточиться ни на чем, кроме неизвестного.

– Где он?! – кричу я, и давление у меня в голове удваивается.

Проклятие. Я зажмуриваюсь, а когда снова открываю глаза, лицо Ройса слегка размыто, мое зрение угрожает покинуть меня, но я пока еще вижу. И Ройс хмурится, но теперь уже как-то совсем по-другому.

– Ройс, – Рэйвен подходит ближе, но ей приходится приложить немало усилий, чтобы оторвать взгляд от машины, а руки ложатся на живот с малышом.

Ройс облизывает губы, не поворачиваясь к остальным.

– Отойди, Рэйвен.

О боже, я раскрыла их тайну, и теперь они собираются меня убить!

Мика делает шаг вперед.

– Бри…

– Не вынуждай меня отрывать тебе хозяйство, Мика, – Ройс бросает на него косой взгляд, от которого Мика опускает глаза и уносит ноги. Андре за ним.

Затем уходит его семья.

Остаемся только мы.

– Хочешь поговорить – открой дверь, – говорит он.

– Зачем? Чтобы ты добавил к его крови мою? Чтобы не пришлось дважды платить