Шрифт:
Закладка:
Напряжение сковывает лицо Ройса, когда у него в голове складываются кусочки пазла.
– Летом ни днем, ни ночью нам не разрешалось выходить на улицу, как не разрешалось оставлять двери открытыми, потому что соседи могли услышать, что происходит у нас за стенами.
– Лето, – протягивает он.
– Любимое время года моего отца.
– Никакой школы…
Он понял.
– Никакой школы, никаких причин себя сдерживать… никаких купальников и плавок, которые могли бы раскрыть наши семейные тайны.
Он смотрит мне в глаза.
– Бас той ночью сказал тебе, что ты не виновата, да?
Я вздыхаю, глядя на дурацкую машину, что купила моему брату мать.
– О да, но мы оба знали, что была. Я могла поклясться, что заперла дверь, но я так торопилась успеть к себе, чтобы меня не поймали, что, наверное, просто… забыла. Бас сказал, что все случилось так, как и должно было, потому что он в итоге получил машину, – у меня кривится рот. – Он без конца говорил мне, что однажды эта машина станет нашим билетом на выезд отсюда. Ему было всего двенадцать, когда это случилось, он тогда еще даже не мог ее водить, – я смеюсь, но звук быстро стихает. – Я не сразу поняла, зачем мать подарила ребенку машину, которую он не может водить, но потом до меня дошло, что это был еще один коварный способ показать нам, что мы беспомощны. Как… вот вам ваша машина, но я пока оставлю себе ключи, а вы мечтайте об отъезде, которого никогда не случится, – теперь я хмурюсь. – Бас вернулся в больницу неделю спустя со сломанной челюстью… После этого лгать стало проще.
– Да? – Он с подозрением прищуривается. – А что стало наградой?
Уверена, он и это понял.
– Да ладно тебе, Плейбой, – провожу языком по зубам. – Давай не будем притворяться, что на твой вопрос есть больше, чем один ответ.
Сгибаю коленки, чтобы обхватить их руками, но тут же морщусь.
Ройс тут же придвигается ближе и слегка наклоняется, чтобы лучше рассмотреть мои ноги.
– Надо вот это вытащить. – Он разгибает мою правую ногу, а потом быстро еще раз проверяет левую. Опускается передо мной на колени и перекидывает мою голень через плечо. Его голова оказывается у меня между ног, всего в дюйме от коленных чашечек. Это один из тех редких моментов, когда мне хочется, чтобы ноги у меня были подлиннее, потому что – о боже!
Он всего в одной голове от моей промежности.
– Прекрати.
Я перевожу на него взгляд, но он по-прежнему внимательно смотрит на крошечные осколки стекла, поблескивающие на солнце.
– Прекратить что?
– У тебя все мышцы напряглись. Я не смогу сделать, как надо, если ты не расслабишься. Если ты не расслабишься сама, мне не останется ничего другого, кроме как придвинуть голову и помочь тебе.
Я закрываю лицо ладонями и ложусь на спину.
– О боже, я себя ненавижу…
Готова поклясться, в его словах слышна усмешка:
– Так ты расслабишься или…
– Да, да… – Делаю глубокий вдох и прикладываю все усилия, чтобы успокоиться, в то время как между моих ног сидит единственный холостяк Брейшо.
– Эй, ты перестала дышать.
Уф!
Мне наконец-то удается достаточно расслабиться, чтобы Ройс смог вытащить оставшиеся осколки, а потом он тянется через меня за спиртовыми салфетками из набора для оказания первой помощи, который открыл до этого.
Промакивает только что очищенное место – мягкую кожу на внутренней стороне моего бедра.
Наклоняет голову и дует, чтобы быстрее высушить.
Я делаю вдох и задерживаю дыхание.
Я знаю, он чувствует их – мурашки, бегущие по мне, и не только там, куда долетает его теплое дыхание и куда прикасаются уверенные руки, а вообще везде.
По всему телу.
От макушки до пяток – мое тело выдает меня.
Ройс смотрит мне в глаза, и то ли солнце над нами в этот самый момент сдвигается, то ли его карие глаза и вправду становятся еще глубже.
Его большой палец скользит по коже медленно, туда-сюда, неуловимыми движениями. Словно он едва дотрагивается, если вообще дотрагивается – настолько легкие его прикосновения.
А может, мне все это только кажется.
– Больно? – хрипло произносит он.
– А что, выглядит так, будто мне больно?
Ройс замирает, но лишь на долю секунды, а потом у него вырывается тихий смешок. Он отпускает меня, и я закатываю глаза сама на себя, убирая волосы за уши.
Я бы пообмахивала себя руками, если бы это не было совсем уж унизительно, и не ради развлечения, а потому что прямо сейчас я потею.
– Виновата, было очень неловко.
Он смеется и встает.
– Не-е, все дело в моих суперсилах.
Я с улыбкой качаю головой, но она исчезает, когда он пристально смотрит на меня с нерешительностью во взгляде.
Медленно выдыхая, он отводит взгляд.
– Наш мир долбанутый, – говорит он, убирая биту и набор для оказания первой помощи. – Он опасен и все время меняется. Стоит только ему начать успокаиваться, как поднимается новая волна дерьма, и все снова переворачивается.
– Думаешь, это когда-нибудь остановится?
– Ни единого гребаного шанса, – качает головой Ройс. – Девяносто семь процентов людей хотят власти, денег. А те три процента, что не хотят? Это безумные отморозки, которых нужно остерегаться, потому что они охотятся за твоей душой, твоей кровью, всем твоим долбаным миром – и только ради того, чтобы сказать, что они у тебя все забрали, если им это удастся.
– Люди, которым нечего терять.
– Люди, которым все равно, что они потеряют.
Я сглатываю и пробую снова:
– Расскажи мне, что случилось.
Ройс на секунду останавливается, а потом снова тянется за битой.
Он поворачивается и протягивает ее мне, и я обхватываю ладонью рукоять.
Он подходит к разбитой машине моего брата, и я следую за ним.
Ройс обходит ее сзади и срывает брезент до конца.
Выражение его лица становится потерянным, когда он осматривает машину снаружи, а потом заглядывает внутрь.
– Наша семья в тот момент будто оказалась в шоу Джерри Спрингера – с облажавшимися членами семьи, тем не менее связанными кровными линиями, и с таким, во что ты вообще не поверишь. Удар за ударом, пока все не начало рассыпаться. Твой брат нас взбесил, не буду скрывать, но когда дошло до всего этого, мы доверяли ему больше, чем кому-либо. Так