прогалину с пологим холмом, к основанию которого прилепилась большая полуземлянка. На плоской высотке в кругу массивных камней возвышались пять истуканов, потемневших от солнца, времени и непогоды. Внутри капища светлела чистым песком площадка, а вблизи хижины волхвов среди замшелых валунов журчал светлый чистый ручеёк.

Вблизи жилища отмечалось энергичное движение, в центре которого распоряжался Ополь. По его требованию раненого Вийо вынесли наружу и уложили на грубый стол из тёсаных горбылей, застеленный чистой холстиной. Очень правильное решение, ведь оперировать в тесных потёмках, всё равно, что обедать с завязанными глазами и связанными руками.

Раненый волхв неподвижно и смиренно лежал на столе, и лишь расширенные зрачки, прикушенные губы и обильная испарина говорили о том, что ему приходится терпеть сильную боль. Лицо перечёркивали две глубокие подсохшие царапины, на левой стороне лица темнел кровоподтёк, а на покрасневшей отёчной ноге вздулась рваная рана. Под столом валялись пропитанные кровью и гноем тряпки. Окружившие стол старики глядели на Ополя с отчаянием и надеждой.

Мы приблизились и поздоровались. Морщинистое лицо больного озарилось вымученной улыбкой:

– Видать скушная и немочная старость не для меня. Пора собираться в ирий, – прошептал волхв Вийо.

– Ничего подобного слушать не желаю, – строго проговорил Ополь, раскладывая на лотке стерильные одноразовые инструменты и нужные препараты. – Ладно бы малец зелёный этакое изрёк, ано не муж умудрённый. Мы ещё на твоём столетии погуляем.

– Эхе-хе, опоздал ты, лекарь Ополь. О том баять надо было полсотни лет назад. Я, конечно, не шибко держусь за свою никчемную жизнь, но коль на то будет воля богов, то станется и третийвек разменять.

– Вот же чудо чудесное, – хмыкнул волхв Лютобор, – разговорился наш Вийо. А то из него слова и клещами не вытянешь.

Открывший от удивления рот Ополь по инерции продолжал перебирать на столе склянки с дезраствором, спиртом и йодом. Его побледневшее лицо чуть тронула испарина, а руки слегка вздрагивали. Волнуется и переживает. Он-то волнуется, а будь я на его месте, так, вообще бы руки и ноги отнялись. Я искренне сочувствовал Ополю. Посудите сами, здесь явно намечалась серьёзная операция, а ведь он всего-навсего прошёл месячные курсы и две недели клинической практики. Но деваться нам некуда, поскольку ситуация прихватила нас за горло, и не оставила выбора. Так что, держись, Ополь. Если что, мы рядом, хотя толку от нас, как от …, вобщем, никакого толку.

Между тем наш лекарь помыл руки и протёр их спиртом. Потом он обработал ногу дезраствором и густо смазал йодом. Незаметно перекрестился и медленно ввёл в вену тиопентал, непрерывно считая пульс. Старик затих и прикрыл глаза. У Ополя имелось примерно двадцать минут для всех манипуляций. Он подставил лоток и решительно рассёк кожу и мышцы ланцетом. В лоток хлынул вонючий гной пополам с кровью. Ополь промыл рану и подсушил. Снова промазав кожу йодом, он начал иссекать с краёв омертвевшие ткани. Снова промыл. Зондом проверил гнойные затёки. Вставил резиновые дренажи и стянул по краям и в середине обе раны. Двадцать минут. Уф-ф! Ну, и Ополь, едрён матрён! Не ожидал. Да он же прирождённый хирург! А тот, не обращая на нас внимания, смочил раствором фурацилина ватно-марлевые салфетки, приложил к ранам и аккуратно перебинтовал ногу холщёвыми бинтами из запасов волхвов. Две инъекции долгоиграющего антибиотика. Всё! Ополь распрямился, покачиваясь от слабости:

– Кажется, я это сделал. – Его ошалелые от усердия и ответственности глаза заливал пот. – Кто бы сказал мне год назад, что я буду один в лесу вскрывать абсцесс, в морду бы плюнул. – Он сел на пенёк, устало опустил руки и свесил голову, тупо уставившись под ноги.

Я начал говорить, отлично понимая, что мои слова, мягко говоря, Ополю не понравятся:

– Слышь, Ополь, мы сейчас уходим к Ловати. Твои сотни временно примет Ставр. А ты останешься. Вытащи волхва, это и будет твоим сражением. Как закончим, мы за тобой вернёмся. Теперь все наши дела перемещаются на Русь, и скоро именно эти пять волхвов окажутся в центре событий. Бывай, Ополь, и жди от нас весточки.

– Постой, – он тяжело поднялся и снял свою гривну с камерой, потом вытянул из сумки камеру-амулет и упаковку флешек, – не в службу, сними, как сможешь, сражение. Я так к этому готовился, но видишь, как всё повернулось.

– О чём речь, дружище. Будут тебе кадры, не бери в голову, – и я напялил вторую гривну поверх первой и повесил на грудь камеру-амулет.

– Возьми, – и он уже на ходу сунул мне брусок зарядного устройства.

«Зарядку можешь вернуть, я уж как-нибудь о питании камер позабочусь, авось не проблема», – услышал я голос Фила.

Мы едва не опоздали, вернее, чуть-чуть опоздали, поскольку догнали последнюю сотню уже на марше.

Пробираясь через чащу Окского леса, дружина растянулась километра на три. Плотно обступившие дорогу густые заросли теснились между поросшими мхом неохватными извитыми стволами. Иногда проходили низкими местами, и ноги тонули в густом влажном мху. Порой встречались россыпи сплошь покрытых лишайником валунов. Шли трудно, и спешили, как могли. На другой день вышли к Ловати, а к вечеру встали в молодом березняке на высоком берегу.

Несмотря на усталость, Ромео увёл вперёд десяток разведчиков. Примерно через час он вернулся один, оставив варягов на месте.

– Нурманы уже здесь, – сказал он, отдышавшись, и призывно махнул рукой, приглашая идти за собой. Все сотники и ярл Олег пошли за ним следом. Через полверсты за обрывом открылось пространство речной поймы, Ромео поднял руку, призывая к тишине и осторожности, потом махнул рукой ладонью вниз, снял шлем, пригнулся и на корточках приблизился к краю. Мы тоже сняли блескучие шлемы, подобрались к кромке обрыва и осторожно заглянули вниз.

На просторной прибрежной луговине горели сотни три костров, у песчаной кромки берега теснились тёмные туши драккаров, среди которых громоздились пузатые грузовые кнорры. Весь берег кишил нурманами. Я чуть высунулся, чтобы разглядеть край этого становища, и Ромео пихнул меня в бок и придавил голову вниз. Потом он, молча, махнул рукой назад, и мы отползли от обрыва. Он поднял руку, указал на пятерых молодых варягов и махнул рукой налево, ещё пятерых отправил в дозор направо. Согнувшись, мы осторожно отошли от обрыва, поднялись в полный рост у кромки леса и наскоро обсудили увиденное:

– Судя по кострам, не меньше двадцати пяти, а может и тридцати сотен, – начал Олег, – все пешие. В точности, как говорили волхвы. Кнорры пригнали, на большую добычу рассчитывают.

– Ярл Олег, – встрял я, – их слишком много, а, значит, долго сидеть на месте они не станут и уже