— Эй, пацан! Ну-ка, иди сюда. Иди-иди, не бойся. И папку веди, ага. А ты где огурчик взял? Я тоже хочу. Так осточертел тюремный харч — сил нет.

Мальчишка зачарованно смотрел на чужого взрослого, который так приветливо улыбался ему, в то время как отец крепко сжимал его руку.

— Ну что, покажешь, где растет? Только поживей соображай. Мы с приятелями сильно спешим. А то придется папаньку хорошенько расспросить. И порыскать по дворам — может, еще что-нибудь вкусненькое припрятали.

Анна побелевшими пальцами сжала руку Тео.

— Если найдут огород… Выжгут все. Всех до единого загребут в лагерь.

Тео мягко отвел ее руку и поднялся.

— Стой! Ты куда?

Но он уже быстрым шагом шел к военному джипу.

— Ох, господин офицер, как же я рад повстречать цивилизованного человека в этой дикой глуши, — обратился он на безупречном мандарине к обескураженному охраннику.

— Ты кто вообще такой?

— Я подданный Ганзы и почетный гость клана Ли из Нуркента. Меня выкрали и собирались потребовать выкуп. К великому счастью, мне удалось сбежать. Я несколько дней плутал, пока не вышел к этим добрым людям. Жаль, что они не понимали ни слова, сколько я ни пытался втолковать. Воистину, судьба милосердна, раз теперь я под надежной защитой доблестного и бесстрашного ханьского гарнизона.

Выслушав его высокопарную речь, охранники заржали, как гиены.

— Я прошу вас незамедлительно доставить меня в то место, где я мог бы связаться с особняком клана Ли в Нуркенте и сообщить досточтимой госпоже Ли Чи о том, где я нахожусь. Полагаю, она была бы крайне разгневана, узнав даже о малейшем промедлении после стольких дней тревог и беспокойства.

Один из охранников, хмыкнув, грубо затолкал Тео в салон, где изнывало от скуки и жары еще несколько поддатых мордоворотов, и внедорожник резко сорвался с места.

Глава 11

Тео вытолкали из машины во внутреннем дворе огромного, в семь этажей, замкнутого в кольцо здания из бетона. Охранники заперли его в одной из длинного ряда камер, разделенных железными прутьями. Из дальнего угла камеры несло нечистотами. После тесноты и духоты пропахшего прокисшим потом и перегаром салона джипа нестерпимо хотелось умыться и прополоскать горло. Тео повернул торчащий из стены вентиль крана и услышал свистящий хрип пустоты, рвущейся наружу из ржавых труб. Он сел на грязный, усыпанный лузгой пол и закрыл глаза.

Тео провел в клетке весь остаток дня и ночь, изнывая от жажды и голода, все сильнее раскручивая маятник тревожных мыслей. Он не раз пытался мысленно заговорить с Аскаром, но тот упорно отмалчивался: забился в темные закоулки подсознания и ощетинился. Тео нутром чувствовал исходящие от него вибрации беспредельного, животного ужаса, и это пугало сильнее абсурда, который лез из всех щелей окружающей действительности, как ядовитый туман с болот.

«Ничего, надо перетерпеть чуть-чуть. Ли Чи примчится сразу, как только узнает, где я. Ну, или если сильно злится и намеревается хорошенько проучить меня, отправит за мной кого-то из подручных. Уже завтра я буду спать на свой кровати в особняке клана Ли в Нуркенте. Уже завтра», — мысленно повторял Тео, как мантру, чтобы отогнать страхи, которые вились в спертом воздухе ночи, как рой назойливых мух.

Ближе к рассвету его разбудил шум множества приглушенных голосов и сердитые окрики. В следующие несколько часов прибывали все новые и новые партии. Люди стояли так тесно, что Тео чувствовал запах чужого несвежего дыхания.

Наконец, охранники вывели заключенных во внутренний дворик и разбили на несколько колонн. В подвальном отсеке здания, где пахло сыростью и плесенью, у заключенных забрали все личные вещи и одежду, потом их наскоро обрили и прогнали через обжигающие струи воды. В клубах рассеянного тумана различия в возрасте, росте и телосложении стерлись, заключенные стали неотличимы, как заготовки манекенов на заводе. Каждому выдали свернутую балахонистую робу и брюки сероватого цвета, а еще — большие резиновые шлепанцы с перемычкой между пальцами. Походка сразу стала шаркающей, стариковской. На груди и на спине балахона была приклеена метка с шестизначным номером.

Заключенных выстроили в шеренгу. Надзиратели прохаживались вдоль строя, лениво поигрывали дубинками с рожками электрошокера на конце. Их глаза были скрыты за темными очками с зеркальными стеклами, и Тео сложно было избавиться от ощущения, что буравящий взгляд нацелен исключительно на него и сканирует каждое его движение. Наконец один из надзирателей остановился и процедил:

— Вам не посчастливилось оказаться в лагере «Примирение». Сейчас я перечислю несколько простых правил. Но главное, что вам следует уяснить прямо сейчас: мне очень, очень не нравится, когда босс недоволен. Поэтому сразу предупреждаю: ведите себя так, чтобы у него не возникло даже малейшего, ничтожного повода для недовольства. Иначе я превращу последние дни вашей жалкой жизни в ад.

Заключенные, ссутулившись, исподлобья бросали взгляды на надзирателей и ряды камер за их спинами.

— Итак, правила. Первое: в камере соблюдать тишину и порядок. Второе: четко выполнять приказы, не трепать языком и не зыркать по сторонам. Третье: есть и справлять нужду только в строго отведенное время, по команде, вместе с остальными заключенными. Четвертое: прямо сейчас выучите свой уродский номер, чтобы четко и внятно прокричать его на перекличке. Пятое: обращаться к охранникам «господин надзиратель» — и рекомендую хорошенько подумать прежде, чем раскрыть рот и вякнуть что-то. Вопросы?

— Господин надзиратель, видимо, произошла какая-то нелепая ошибка. Я — гражданин Ганзейского союза, обычный турист и не совершал никакого преступления, — голос Тео срывался, словно он пытался выкрикивать слова против сильного ветра. — На каком основании я задержан?

По шеренге прокатился неясный гул. А потом повисла звенящая тишина. Один из охранников подошел и, одним ударом под дых сбив Тео с ног, пинками заставил подняться.

— Еще вопросы?.. Нет? Ну, и отлично. А теперь перекличка.

Тео и еще двух заключенных по лабиринту лестниц и коридоров привели к отсеку, на стене которого был нарисован иероглиф, обозначающий цифру четыре. «Это плохой знак», — машинально отметил он и тут же, усмехнувшись, мысленно одернул себя. — Опомнись, наконец. Здесь все — плохой знак».

«Единственная здравая мысль за последнюю неделю», — прошипел Аскар.

Впервые, услышав чужой сердитый голос в собственной голове, Тео просиял.

«Я боялся, ты никогда больше не появишься. Думал, ты страшно злишься».

«С чего бы мне злиться?.. Ты всего лишь наплевал на мои советы, непонятно зачем торчал в захудалой деревне, ковыряясь в огороде местной знахарки и слушая ее побасенки, а потом очертя голову бросился геройствовать».

«Ну перестань, Аскар. Нельзя было иначе. Они бы выжгли там все.