— Они — моя ошибка, совершенная, пока я искал вас. Мне было так трудно вас найти, — пожаловался Ярослав с совершенно несчастным и одновременно безумным выражением лица. По спине пробежал холодок, и на сердце тянуще заныло. Почему-то немедленно захотелось проверить в сети признаки инфаркта и убедиться, что это все же он, но у меня на редкость здоровое сердце. Я продолжала молчать, держа руку Ярослава, пока он продолжал свой монолог. — Они могли бы беспокоить вас в нашем браке, а ваше спокойствие, Мира — это всё, что меня интересует. Если вы захотите, я уничтожу для вас весь мир, утоплю его в крови, просто укажите на того, кого вы ненавидите, и я сотру его в порошок.

Мне немедленно захотелось выкрикнуть:

— Вас! Тебя, Волков, я ненавижу тебя! — но я молчала. Я очень хотела что-то сказать, но не могла открыть рта, меня словно опутывала липкая паутина. Все больше, все плотнее. И света с каждой секундой становилось все меньше. Только желтые глаза Волкова начинали светиться, становясь единственным, что разрывало эту сгущающуюся тьму.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть безумие, которое блестело в его взгляде. Из груди вырвался тихий смешок, переросший в истеричный смех и слёзы, текущие по глазам. Мой жених — маньяк.

А я смеялась, смеялась, смеялась... до тех пор, пока не проснулась.

***

«Приснится же такая гадость», — вздохнула я. Впрочем, ничего удивительного: я заснула за столом, за бумагами, в крайне неудобной позе и поплатилась за это. Всё тело болело и ныло, а в этом ярком сне сознание смешало всё, что могло, так сказать, намекая мне, что либо надо меньше работать, либо нормально отдыхать. Я потёрла переносицу и пошла умываться. Увиденное в отражении не радовало. Помятая, не выспавшаяся, а где-то в волосах запутался обрывок бумаги, которую я изорвала, но забыла выкинуть. Горничные у нас в доме хорошие, старательные, но я специально просила ничего не трогать на твоём столе. Так что хаос на нём вполне первозданный. Причесавшись пальцами и выкинув этот несчастный клочок бумаги, я умылась и почувствовала себя лучше. Сейчас ещё кофе, и я верну себе трезвость мышления. Надо разобраться с Марией Галич и Юлией Вагнер. Галич, которая тоже выпадала из возможной серии со своей смертью, больше похожей на самоубийство. Ну а Вагнер - поинтересоваться её судьбой сам бог велел. В конце концов, именно мы нашли её тело на той крыше. Я снова вернулась к столу, открыв большой альбом, который напоминал ту самую доску из криминальных сериалов. Вот вместо того, чтобы полагаться на то, чему меня учили в университете, использую методы, почерпнутые из фильмов. Впрочем, со слов нашего преподавателя, это тоже имеет право на существование. Неважно, что и как, лишь бы результат был. Открыв заложенную ярким жёлтым стикером страницу Елизаровой, я, немного посомневавшись, карандашом добавила запись: «Исключение из серии». Почему-то я всё больше и больше склонялась к тому, что это одно большое совпадение. Однако, возможно, после того, как я покопаюсь в делах Галич и Вагнер, я снова вернусь к Елизаровой, и уже с новыми данными сделаю какие-то другие выводы.

Я уже собиралась спуститься вниз позавтракать, как вдруг в мою дверь затарабанили. Я посмотрела на часы, чтобы убедиться - нет, на дворе еще раннее утро, даже восьми часов нет. Обычно в это время никто меня не беспокоит, но судя по стуку, который вот-вот перебудит весь дом, случилось что-то серьезное. Открыв дверь, я увидела взъерошенную Сашку, стоящую на пороге в пижаме и даже без халата, и проглотила все рвущиеся с языка слова. Такое нарушение всех норм этикета в доме, мягко говоря, крайне не приветствовалось, и чтобы подруга появилась передо мной в таком виде, да и не только передо мной, была нужна очень веская причина.

—Полину Ягудину убили. — выдохнула Сашка. — Её тело нашли на территории ночного клуба, где она часто отдыхала. Убита ударом ножа.

— Кто такая Полина Ягудина? — спросонья не сразу сообразила я, а потом вспомнила: дочь графа Ягудина, она еще помолвлена с Владимиром Беркутовым, наследником Беркутовых. И если я правильно помню все те сплетни, которые вокруг нее циркулировали, именно из-за ее активного вмешательства сорвалась помолвка Маши Мышкиной с тем же Беркутовым.

—Она же рыжая. — растерялась я, смутно припомнив, как мы встречались на одном из последних банкетов.

—Была. — обрадовала меня Сашка. — На последней фотографии, сделанной перед смертью, Полина Ягудина перекрасилась в жгучую брюнетку.

Я сжала косяк двери и медленно выдохнула. Неожиданный поворот сюжета.

Глава 24

После смерти Полины Ягудиной СМИ словно с цепи сорвались. Об этом убийстве твердили из каждого утюга. Причем почему-то говорили только о последнем убийстве, словно предыдущих просто не было. И, честно говоря, я не понимала, почему так. Допустим, смерти никому не известных мещанок были никому не интересны, но ведь даже Анастасия Зосимова — аристократка, причем не из самого маленького клана. В некотором шоке я прибывала до тех пор, пока не вспомнила, что мать погибшей происходила из семьи, еще лет десять назад буквально контролирующей прессу, так что ничего удивительного в этой истории не было. Сильнее всего мне было жалко группу Бурого, на которую буквально спустили всех собак. Им практически не давали работать. Журналисты дежурили под окнами, и стоило кому-то из команды появиться за пределами базы, как на него налетали с требованиями дать пояснения. Где-то даже высказывали предложения отстранить группу, не добившуюся особо значимых, по мнению журналистов, результатов. И назначить новую. Однако после вмешательства министра, потребовавшего «оставь ребят в покое», менять группу, естественно, никто не стал. Причем для этого было как минимум две причины: во-первых, команды круче просто нет, а во-вторых, лошадей на переправе не меняют.

Я сидела в кресле и, практически не глядя в книгу, которую держала, Сашка, сидящая в соседнем, буквально сверлила меня взглядом.— Ну, — наконец не выдержала я. — Что тебя сейчас интересует?

Подруга поерзала в кресле и спросила:— Ты разве не будешь писать письмо соболезнования Ягудиным?

— Нет.— Я покачала головой, радуясь, что меня это еще не коснулось. — Александра Федоровна пишет.

— А от Волковых кто? — Сверлила меня взглядом Сашка.

— Секретарь, — отрезала я. — А точнее, Елизавета Юрьевна, ее статус в клане