Шрифт:
Закладка:
Боцман внимательно слушал речь Билого, не перебивая. Но мозг точил червячок – как он будет держать ответ перед капитаном судна за все случившееся, ведь ему было поручено возглавить группу, отправившуюся в деревню, чтобы пополнить некоторые запасы продовольствия и воды.
– Так вот, – продолжил Микола. – Судя по рассказам очевидцев… – Билый посмотрел в сторону Пахома, – Заславского задело то, что Пахом, услышав его пьяное бахвальство, засмеялся. Поручик подошел к Пахому, стоящему у прилавка спиной, попытался его толкнуть, но ввиду нестойкости на ногах, толчок получился слабенький. Пахом же, с его могучей комплекцией, хотел лишь замять начинающуюся ссору. Повернулся к поручику лицом, освобождая руку, в которую тот вцепился. Не устояв на ногах, Заславский покачнулся и по инерции отлетел в сторону, ударившись виском о деревянную колоду. Этого хватило, чтобы поручик более не смог подняться. Височная кость некрепкая. Отмучился лях.
– Он-то отмучился, – повысив голос, сказал боцман. – А спрос ведь с меня будет. И в первую очередь перед капитаном судна ответ держать. Что ему скажу?!
– Не волнуйтесь раньше времени, боцман, – спокойным тоном произнес Билый. – Бог не выдаст, свинья не съест. Здесь и придумывать ничего не нужно. Вы не можете отвечать за пьяного офицера, к тому же не контролирующего себя. Война план покажет. Вернемся на судно, посмотрим. В любом случае замолвлю за вас слово.
Боцман пожал плечами, мол, хорошо, если так. Микола поднялся, посмотрел по сторонам. В одном из углов лежал брезентовый мешок. Билый поднял его и накрыл мертвого Заславского. Мешок оказался достаточным по размеру, чтобы закрыть все тело. Федор с Пахомом молча наблюдали за действиями казака.
– Федор, – обратился Микола к старосте. – Сам понимаешь, что нет смысла тащить это бездыханное тело с собой на корабль. Можно его похоронить здесь, у вас?
– Ну, отчего ж нельзя-то?! – сказал староста. В голосе проскакивали металлические нотки. – Из праха вышел, в прах и обратился. Вот только знать надобно, какой веры был сей человек.
– Какая разница, какой веры! – встрял в диалог боцман. Мысли о том, что капитан судна, как его непосредственный начальник, спросит с него, что называется, по полной, не давали ему покоя, внося в эмоциональное состояние долю нервозности.
– Э, не скажи, мил человек, – тут же ответил староста. – Господь, как любящий Отец наш небесный, место в раю всем приготовил. Но не все туда попадут. Лишь тот, кто веру истинную, православную исповедует, тот по ступенькам лествицы Иоанна Листвичника со скрижалями духовными к воротам Царства Небесного подойти сможет. У нас в деревне я за каждого с уверенностью сказать могу, что в вере православной рождаются и с ней в мир вечный уходят.
– И что? – нетерпеливо спросил боцман.
– То, что поручик ваш вполне мог веры латинянской, еретической держаться. Как его на православном кладбище хоронить?!
– А католики что? Не люди?
– Да я разве сказал о том?! – ответил староста. – Все люди. Всех по образу и подобию Своему Господь создал. Но хоронить католика среди православных могил мы не станем. И так народ неспокоен. Пока ваши, – староста показал рукой на накрытое тело поручика Заславского, – не появились, тихо-спокойно было в деревне.
– Значит, это мы виноваты в смерти поручика Заславского! – повышая голос, начинал заводиться боцман.
– А вы в этом сомневаетесь? – вполне спокойно парировал Федор.
– Если бы не ваш, – боцман мельком глянул на Пахома, – бугай, то Заславский был бы жив. Да, выпил, вел себя, возможно, неподобающе, но не погиб бы!
Староста, несмотря на достойное самообладание и отсутствие излишних эмоций, все же начинал терять терпение.
– Мы вас приняли как посланников Божиих! Как близких и родных людей! А это, – Федор вновь простер руку в угол, где лежало тело, – …это на вашей совести! Наши руки чисты!
– Достаточно! – Билый внезапно прервал начинавшуюся ссору, которая неизвестно к чему могла привести. – Хватит обвинять того, кто невиновен! Боцман, я вам уже сказал, что смерть поручика – нелепая случайность, в которой вся вина полностью ложится на него самого! На Пахоме вины нет.
Все посмотрели на этого огромного, крепко сложенного помора. В нем роста было не меньше трех аршин. На лице отразился легкий испуг. В простодушном взгляде читалось негодование: «Виновен, судите!» Он был похож на большого ребенка. В деревне шла о нем слава как о добродушном, всегда готовом помочь человеке, который и мухи не обидит. Обидел. И не муху.
– Слышал? – Билый громко обратился к Пахому.
– Чего? – невнятно ответил тот, оторванный от своих нерадостных мыслей.
– Вины на тебе нет! Не ви-но-вен! – Микола медленно произнес эту фразу, делая усиление голоса на каждый слог.
У Пахома задергались уголки губ:
– А как же…
Он не договорил, указывая на место, где стояла колода.
– Забудь! – поддержал казака староста. – Как страшный сон забудь! Сходишь в церковь, исповедуешься. Господь примет твое покаяние. Ведь Он дает нам испытания по силам. А дух твой, как и тело, крепок. Я знаю, о чем говорю.
– Спаси Господи, Федор! И тебе, Микола, спаси Господи! За слова твои, за помощь.
– Все, – заключил староста. – Давайте расходиться. А то народ волноваться начнет. А это нехорошо.
– Так что, все спишем на случайность?! – неуверенно спросил боцман.
– А что вы хотели? – строго спросил Билый. – Или вы сомневаетесь в правдивости слов свидетелей происшествия?
Боцман захлопал глазами. Все, кто был в лавке, посмотрели на него. Тот замялся:
– Хорошо. По прибытии на корабль я так и доложу капитану.
– Пахом, – распорядился Федор. – Возьми Михайло и отвезите тело в ледник. На третий день, как водится, похороним.
– Хорошо, Федор, – отозвался Пахом. С души у него как камень тяжелый упал. Стало легче. Да и перед Господом на исповеди стоять будет не так страшно. Ощущение вины за случившееся стало не таким острым и понемногу исчезло.
Подпоручика Заславского, как и сказал староста, похоронили на третий день. Похоронили по православной традиции с отпеванием, но могилу все же определили ему в самом дальнем углу местного погоста. Крест
