Федор взглянул на свою супругу, а та смущенно отвела глаза.

– Кому еще чаю? – спросила по-хозяйски. – Чай силы дает. А они вам, люди добрые, еще понадобятся.

Микола с Иваном протянули свои кружки. Прасковья вмиг наполнила их ароматным, дымящимся напитком.

– Вот так и живем, – сказал Федор, нарушив невольное молчание. – Как предки заповедали, так и мы детям своим передаем и традиции, и веру.

– Эх, было бы времени побольше, я бы с вами пошел на промысел, – задорно произнес Микола. – Люблю я это дело. Но у нас река, Мартой называется. А у вас, вон, целое море! Да и окромя рыбы зверь диковинный водится. Морж, тюлень и эти, большие такие, фонтаном с головы дышат.

– Киты? – поправил казака староста.

– Кашалоты! – довольно произнес казак.

Федор улыбнулся:

– А ты откель за животину эту ведаешь?

– Было дело, – Микола глянул на Суздалева. Тот снова пожал плечами, мол, мне-то что, ты говоришь. – С Иваном перед отбытием в экспедицию на лекцию профессора одного ходили. Он знаток мест ваших, северных. Да и дальше заходил, к самому океану. Вот на лекции той и узнали за красоты и диковины края северного.

– Гляди-ка, Прасковья, знаток профессор-то, – с улыбкой сказал Федор. – Здесь, брат Микола, век проживешь, и всего так и не узнаешь. Ну раз профессор про живность знает и до океана доходил, стало быть, кое-что да видал. А профессор ваш за блуждающее кладбище или за священную рощу ведает?

– Это что за диковина такая? – удивился молчавший до сих пор Суздалев. – Из сказки неужто кладбище такое?!

– Да нет, мил человек, вполне себе правда. Сопки на окраине деревни нашей видели?

– Ну, – кивнул Билый.

– Ветра порой здесь до такой силы бывают, что верхний слой почвы сносит, обнажая пески. Вот там и есть кочующее кладбище. Хороним своих мертвецов, по традиции православной, в аккурат за деревней, недалеко от церквы. А ветра наши северные чудят, дуя с силой неудержимой, до песков почву снося. Пески эти перемещаются, потому что половину года ветер дует с материка в сторону моря, а полгода – в противоположном направлении. Из-за этого пески перемещаются, роняя кресты, обнажая гробы и человеческие кости.

– Жуть какая, – произнес Суздалев, поежившись.

– Не удивительно, что и нечисть у вас здесь свободу чувствует, – добавил Микола. – Особенно русалки.

– Нет, брат, – возразил Федор. – Рядом с кладбищем роща священная находится. Она и защищает покойных от нечисти.

– Если не ошибаюсь, то роща эта еще из времен седых начало свое ведет, – со знанием дела сказал Билый.

– Верно зришь, – улыбнулся староста. – Именно так. До сих пор бережно храним эту рощу. Это место силы, глубоко чтимая святыня наша. Земля там с особой энергетикой. Чужим туда вход воспрещен, дабы не осквернили. Осквернение подобно смерти. Предки наши издревле примечали, что в роще этой какой-то особенный покой для души. Деревья и кустарники, цветы и даже трава растут буйно и отличаются большей красотой, чем в других местах. В священной роще всегда полно живности: птицы да зверя разного. Ежели чадунюшка, скажем, хворает или покоя не знает, матери их в рощу носят. И дети на глазах преображаются. Еще во времена дохристианские люди в рощу ходили и просили силы небесные помочь в том или ином деле.

– Язычество какое-то, – еле заметно фыркнул Суздалев.

– Да нет, Иван, – возразил староста. – В роще не дозволялось, под страхом наказания, служить какие-то ни было обряды и тем более приносить что-либо в жертву. Роща считалась и до сих пор считается местом исключительной чистоты, где нет места плохим человеческим эмоциям и, уж конечно, убийствам.

– Интересно. Чем-то схоже с тем, как наши предки во времена тенгрианства к небесам взывали, – серьезно заметил Билый. – У пращуров казаков тоже места священные были, в которые разрешалось лишь тем заходить, кто мог с небесами говорить.

– Их рощи сей под страхом смерти ничего выносить нельзя, – добавил Федор. – Благодаря тому, что и деревья в роще рубить запрещено, стоят там вековые дерева, свидетели жизни не одного поколения наших предков.

– Спаси Христос, Федор, за интересный разговор, – поблагодарил Микола. – Не хочется уходить, но долг зовет. Нам бы еще собак купить и кое-что из снаряжения.

– Долг – это хорошо, – отозвался староста. – Долг – что крест, несем его с честью и уронить нельзя.

– Красиво сказал, – цокнув языком, произнес казак.

– А все необходимое приобрести помогу, – заверил Федор. – У нас, почитай, каждый день рынок организован. Да и с недавних пор к нам люд норманский торговать заезжает. Аккурат собак привозит да упряжь к ним. Они на собаках, что мы на конях. Им привычно, нам в диковину. Но по зиме в самый раз на санях с собаками. Легче коней, в снег не проваливаются, а шесть собак тянут приличный груз. Моржа утянут.

– Вот нам как раз необходимы такие помощники, – глаза казака блеснули.

– Сделаем. Отборных собак выберем.

– Бежит кто-то, – безучастно произнес Суздалев. Он давно потерял интерес к разговору. Если бы о женщинах, тогда с удовольствием. Есть что рассказать! А так… Пустое все. Встав со скамьи, Иван подошел к окну. Оперев руки на узкий подоконник, он так же, без особого интереса, смотрел на улицу.

– Что? – переспросил Федор.

– Если не ошибаюсь, сын ваш бежит.

– А ну-ка, – Федор в два шага оказался у окна. – И впрямь, Михайло! Похоже, случилось что.

Федор отпрянул от окна и направился к входной двери. Гулкий звук тяжелых шагов раздавался на крыльце.

– Беда, батя! – не переводя дух, выпалил Михайло, сняв меховую шапку и перекрестившись на образа.

Микола взглянул на этого крепко сложенного, высокого представителя своего народа. Он был одет как и все без исключения поморы. Одежда поморов должна была быть теплой и не продуваться суровыми северными ветрами. Одежду поморы шили из пушнины и использовали шерсть домашнего скота. На ногах у Михайло были надеты своеобразные мягкие сапоги с высокими голенищами, изготовленные из кожи. Билый подумал, что схожи с ичигами, только меховые. Из-под савика, мехового кафтана, виднелась длиннополая малица. «Что-то похожее на наш бешмет», – заметил про себя Микола.

– Беда пришла, – повторил Михайло.

– Ну! – сухо сказал Федор. – Не томи!

– Одного из ваших, – Михайло обратился к Билому. – Случайно пришибли.

– Насмерть? – спросил Федор.

– Кого? – почти в голос со старостой задал вопрос Микола.

Михайло посмотрел на отца, молча кивнул и, посмотрев на казака, ответил:

– Поляка какого-то. Вроде как в лавку пришел, буянить начал. Ну а наши всерьез не приняли, все в шутку обратить пытались. Знают же, чего с пьяного-то взять?! Лях не унимается.