– И то правда, – согласился староста, глядя на небо. – Вам, судя по всему, скоро отплывать, да и нам в поход в ночь. Давайте-ка в дом. Чаю на дорожку отведаем.

Все трое поднялись по крыльцу в дом. Прасковья быстро собрала на стол. Остатки рыбника и оладий пришлись как раз к случаю. Приятно было запивать эти вкусности горячим ягодным чаем с медом. Насытившись, Микола с Иваном сердечно поблагодарили Прасковью за гостеприимство и радушный прием, перекрестились на образа и в сопровождении Федора вышли во двор.

– Все вот думаю, Микола, – сказал староста. – Как ловко ты сегодня поговорил с деревенскими нашими, и ведь слушали тебя, со вниманием и уважением. Мало кому из чужаков поморы так доверяют. Но ты стал своим среди нас, причем за такое короткое время.

– Знаешь, Федор, – ответил Билый. – Я тебе одну историю расскажу напоследок. Не придуманная. Все в нашей станице произошедшее. Жил в станице нашей казак один. Димитрием звали. Род его казачий, Рева, от самой Сечи Запорожской ведется. Жил на самом краю станицы. Шутил всегда, мол, моя хата с краю, я станицу сберегаю. Так и было. Сколько раз успевал сигнал подать, прежде чем абреки на станицу нападали. Так вот по соседству с ним, с разрешения нашего станичного атамана, как у вас староста, построил себе дом хохол один. И все бы ничего, но завистью был болен сей иногородний. Постоянно старался Димитрию пакость какую-нибудь сделать. То траву сорную вырвет и Димитрию под ворота накидает, то волов своих к нему на надел пустит. Те сено ему переворошат да попортят. А один раз проснулся Димитрий. Настроение хорошее, помолился, на крыльцо вышел, глядь, а у крыльца ведро с помоями. Вздохнул Димитрий, помои вылил, ведро начисто вымыл, насобирал в него самых больших и спелых яблок и пошел к соседу. Сосед услышал стук в дверь и злорадно так руки потер, мол, наконец-то терпение казака лопнуло. Открыл дверь в надежде на скандал. А он любил это дело. А Димитрий ему ведро с яблоками протягивает и говорит:

– Кто чем богат, тот тем и делится!

В общем, не прижился хохол в станице, уехал.

– Это точно. Правильно сказал станичник твой. У кого что есть в избытке, тот тем и делится. – Федору понравилась история Миколы. – А казак-то этот, Димитрий, жив-здоров?

Билый задумался на мгновение, словно перенесся в тот день, когда о гибели односума узнал, и ответил:

– Нет Димитрия. Погиб в бою с абреками. Геройский казак был. Такие казаки – золото Кавказа. Эх.

Федор не стал задавать лишних вопросов, понимая, что для Миколы это душевная рана.

– Да, дела. Упокой, Господи, душу раба Твоего Димитрия, прости ему все его согрешения, вольные и невольные. Даруй ему Царствие и причастие вечных Твоих благих и Твоя бесконечная и блаженная жизни наслаждения, – только и произнес.

– Спаси тя Христос, друже, – сказал Билый и добавил: – Знаешь, Федор, у запорожских казаков, предков наших, существовал славный обычай. В знак побратимства, они менялись нательными крестами. А дальше у них все совместное было, по-братски. Дарили друг другу все, что у них было, все, что добывали в боях. От лошадей до каких-то незначительных вещей. В походах побратимы куска хлеба друг без друга не съедят. И в боях сражались бок о бок, спина к спине, не раз спасая друг другу жизни. И такое побратимство давала казакам уверенность и силу.

– Добрая традиция, казак. Со смыслом. Вроде как крест свой не один несешь, а побратим тебе твой помогает.

– Именно так, Федор, – сказал Микола и, расстегнув ворот савика, снял свой нательный крест. – Вот, побратим, мой крест тебе.

Федор последовал примеру Миколы, сняв с себя свой нательный крест. Видно было, что волнуется староста. С минуту стояли они друг против друга, держа свои кресты за веревочки в руках. Губы шевелились в негромких молитвах. Затем надели на шеи друг другу кресты и обнялись по православному троекратно.

– Пора, – сказал Микола. – Прости меня на первый раз, Федор, если что не так.

– Господь простит. И ты меня прости.

– Прости и во второй раз.

– Господь простит, и ты меня прости.

– Прости и на третий раз, побратим.

– Господь простит, Микола. И ты меня прости.

Суздалев стоял не шевелясь, как завороженный, смотря на сцену прощания этих двух глубоко верующих людей. Один из которых был его односумом, братом. Стоял и с душевным волнением переживал происходящее. Увиденное так подействовало на него, что он до самого возвращения на корабль не проронил ни слова. Билый чувствовал душевное состояние своего друга и не лез с разговорами. Пусть Иван сам обстругает, отшлифует свой крест.

Собак запрягли в упряжку, и они, несмотря на каменистую почву, легко дотащили сани до берега. Через четверть часа показалась и основная группа во главе с боцманом. Сначала перевезли людей, затем вернулись за собаками и продовольствием, купленным на рынке. Суздалев, погруженный в свои мысли, отбыл с первой партией, удалился в каюту и до ужина не показывался. Микола же, увлеченный погрузкой и разгрузкой купленных собак, размещением их в трюме, не заметил отсутствия друга. Да и не нужно было в этот момент общение Ивану Суздалеву. Мысли о целях в жизни, о том, для чего человек приходит в мир сей, завладели его сознанием. В такие минуты человек должен остаться сам с собой наедине.

Боцман по прибытии сразу доложил капитану судна о происшествии, унесшем жизнь еще одного офицера. Капитан, имея рассудок трезвый, не желая обострять ситуацию, не стал искать виновных. К тому же, со слов того же боцмана, намечавшийся было конфликт с поморами ловко разрешил Микола Билый. Но все же приказал изъять все спиртное и запереть под ключ в хозблоке трюма.

– Одни напасти от него. Вторая смерть нелепая. Вернемся в столицу, гуляйте сколько душа пожелает. А на моем судне отныне сухой закон! – сказал как отрезал.

Капитан же Малиновский, в непосредственном подчинении которого находился подпоручик Заславский, после доклада поручика Огинского ходил сам не свой, злобно посматривая на казака и его друга. Но сил и власти что-то предпринять против этих двух, как он любил повторять, выскочек у него не было. Оставалось ждать удобного момента, чтобы отплатить сполна и за полковника Янковского, и за историю с масонами и за все остальное. Придет время, сочтемся.

Глава 22

В щель натянуло, и на ступеньках трапа появились неровные наросты льда. Казак