жива. Иногда бывает так, что правильнее было бы умереть. Лучше оборвать ту жизнь, которая убивает твою душу! — отозвался он, тяжело хлопая крыльями.

Я слышал, как возничий прикрикнул на дракона, не понимая причин остановки. Слышал настороженные речи пассажиров, которых сегодня было не так много — на спине Гирхзелла ближе к хвосту виднелось несколько пустых мест, хотя там же кожаными ремнями был приторочен огромный тюк.

— Гирхзелл, пожалуйста, скажи, что с ней случилось, — попросил я, чувствуя, как дракон при мыслях об Ионе испытывает боль.

Он молчал. А я в это время все яснее для себя понимал: несмотря на то, что мы расстались с Тетивой Ночи, несмотря на ее огромные странности, вспыльчивость, иной раз необъяснимую глупость в поступках, она мне по-прежнему дорога. И я виноват перед ней, что не попытался остановить ее, отговорить от поездки, сразу вызвавшей у меня большие подозрения. Но если она жива, то что же тогда случилось с ней?

— С ней случилось… — наконец ответил дракон, и изогнувшись, вскинув голову издал дикий рев, который привел в ужас пассажиров и самого возницу. Этот рев без сомнений слышали всадники и люди на повозках, проезжавших по дороге к Речному.

— Что, Гирхзелл⁈ — я пытался его понять. Знаю, нам с людским мышлением драконами бывает очень трудно.

— Не знаю, великий маг! Я не знаю! Но я чувствую. Чувства идут из сердца. В нем была Иона, но теперь в этом месте пусто и холодно! — прорычал он в моем сознании.

— Я могу чем-то помочь тебе? — спросил я, подлетев еще ближе, так, что мое невидимое тело, прикоснулось к его мокрому носу. — Тебе или ей. Говори! Что я могу сделать?

— Не знаю… — тихо прошипел он, в темно-янтарных глазах отразилась боль. — Что с ней случилось, ты узнаешь раньше, чем я. К тебе скоро придет эта весть. Весть принесет тебе тоже страдание. Но страдание будет не из-за Ионы. Пусть тебе, древний человек, помогут твои боги!

— Спасибо, Гирхзелл, — мрачно сказал я, озадаченный его очень громкими и в то же время беззвучными словами. Он собрался было лететь, но я остановил его вопросом: — Постой! Ты говорил, что у Ионы душа дракона?

— Ее душа была похожа душу дракона. Ее лишь нужно было понять. Но знаешь, как трудно понять чужую душу, если мы не в силах понять свою. Вот и она, Иона, не смогла… — повернув ко мне голову, дракон оскалился, показывая огромные белые зубы.

У основания его шеи что-то орал возница, но ни Гирхзелл, ни я его не слушали.

— Иона не смогла понять свою душу? — не понял я его.

— Да, великий маг. Она позволила вырасти там злости. Сердце сгубило ее. Не знаю какое: ее собственное сердце или сердце убитого вами оборотня. Говорил я: не продавайте его! Надо было просто выкинуть! Ведь сердце, отделенное от тела — это просто кусок мяса. Вы странные люди: придаете ценность тому, что не стоит уже ничего. Я полечу, чтобы не бесился Карнахон. Удачи тебе, великий маг! Удачи! Увы, всем нам придется жить с болью. Каждому со своей! — он сильно ударил воздух крыльями и полетел дальше.

Я ничего не успел ему ответить. Сегодняшний день оказался богат на загадки. Вместе с решением важнейшего для меня вопроса — вопроса исцеления Салгора, он принес новые переживания и новые размышления. И если верить дракону, то сила этих переживаний скоро возрастет. Пока я не знал, что готовит мне судьба. Больше не задерживаясь, я понесся к Вестейму. Скоро подо мной промелькнула городская стена и крепость Алкур, мрачно возвышавшаяся на холме. Я попытался найти взглядом место рядом с ней, где мы с Флэйрин в густой траве впервые узнали страсть друг друга. Не нашел. Днем, тем более с высоты птичьего полета все выглядит не так как ночью.

Красные черепичные крыши Заречья промелькнули подо мной, я задержал взгляд на доме госпожи Арэнт, окруженном большим зеленым садом, и подумал, как прав Гирхзелл: всем нам приходится жить с болью и у каждого она своя. Я потерял Иону и потерял Ольвию. Да, теперь у меня есть Флэйрин, но я не хотел терять ни одну из этих женщин. Хотя, если честно, от Ионэль я отказался сам — не смог выносить ее очень тяжелые странности.

Прежде чем попасть в свою комнату и вернуться в тело, я позволил маленькую вольность — влетел в комнату Салгора. Он по-прежнему меня заботил, ведь магические заговоры — иногда сложная штука и могут преподнести неприятные сюрпризы.

Салгор лежал ничком, зарывшись лицом в подушки. Когда я приблизился к своему ученику, завис над ним на расстоянии вытянутой руки, он почувствовал меня, перевернулся на спину и приподнял голову. Его серые с коричневыми крапинками глаза смотрели точно на меня, хотя мое тонкое тело нельзя было увидеть обычным зрением.

— Мастер! — произнес он. — Знаю, ты здесь! Что с Талонэль⁈

Я пожалел, что залетел сначала к нему, однако объясняться все равно бы пришлось.

— Мастер Ирринд, я же знаю, ты здесь! Ответь! — настоял он, вглядываясь в пустоту, в которой был я.

Больше не мучая его молчанием, я беззвучно сказал:

— Будь мужественный, Сал. Ей уже ничем не поможешь. Ей даже тогда ничем нельзя было помочь.

Говоря это, я чувствовал, что он знает о судьбе эльфийки. Все-таки из Салгора вырастит высокий маг. Я очень постараюсь, чтобы было так.

— Я должен убить их! Сжечь каждого дотла! Это мой долг — долг огня и крови! — произнес он, преодолевая ком, сдавивший горло. Поднял руки перед собой. Между ладонями зачалось багровое свечение, одновременно похожее на кровь и огонь.

Салгор активировал «Олунг Греур» — атакующую магию последнего магического шаблона, которому я его научил. Свечение между его ладоней быстро угасло, но мой ученик успел меня удивить. В его-то печальном состоянии, после потери стольких сил суметь «Олунг Греур»⁈

— Сал… — тронутый его стараниями сказал я, показывая ему часть своих мыслей.

— Я это уже понял, — отозвался он. — Жаль, что это случилось без меня. Очень жаль, мастер Ирринд. Убить их было моим долгом. Ты же говорил, что с местью, как и с выводами не надо спешить.

— Да, Салгор, бывают случаи, когда я сам не поступаю правильно, хотя учу тебя так не делать. По справедливости, я должен был