Шрифт:
Закладка:
– Да она же старая, – поморщился солдат.
– А нам все одно – что старая, что молодая…
– Погодьте, мы ее сперва к Корявому отведем. Может, он скажет, что ее в расход надо.
– Ну ладно, как Корявый скажет, так и будет…
Анархисты с Ольгой поднялись на второй этаж.
Там, в одной из комнат, сидел на золоченом кресле огромный толстый человек с провалившимся носом, в драном полушубке на голое тело. Во рту у него чернели четыре кривых зуба и блестела медная фикса. В одном ухе сверкала тяжелая купеческая серьга.
Увидев вошедших, Корявый угрюмо взглянул на Ольгу и спросил:
– Кого это вы привели?
– Да вот, барынька какая-то, – сообщил матрос. – Шлялась вокруг, вынюхивала что-то, высматривала… может, она эту… контрреволюцию замышляла.
– Я не вынюхивала, – пробормотала Борецкая. – Я не замышляла. Я случайно здесь оказалась…
Но ее никто не слушал, ее вообще как будто не было.
Несмотря на это, в глубине души Ольга все еще надеялась, что попала на съемки фильма и сейчас появится режиссер и скажет: «Снято! Все свободны»…
Но режиссер все не появлялся.
– Вот, значит, мы с братвой засомневались, то ли в расход ее, то ли иначе как употребить. Вот, значит, и привели ее к тебе. Как скажешь, так и будет.
– А что я? – ухмыльнулся Корявый. – Я же вам не начальник! Мы против любых начальников. Так что не я буду решать, а вот она! – В руке Корявого появилась медная монета, увесистый пятак. – Ежели выпадет орел – в расход пустим, ежели решка – поживет еще барынька…
Он подбросил пятак.
Все присутствующие следили за монетой.
Ольга закусила губу.
– Решка! – объявил Корявый. – Значит, в расход пока не пойдет…
Тут он впервые обратился к самой Борецкой:
– Ты, барынька, кашу варить умеешь?
– У… умею, – проговорила та дрожащим голосом.
– Вот, значит, и будешь пока кашеварить в нашем отряде… А то был у нас один тут… повар бывший в имении, так мы его по ошибке в расход пустили…
«Сволочь ты, Кулаков!» – Ольга бессильно скрипнула зубами.
– Куда бы она ни переместилась, нам она больше не доставит хлопот! – проговорил Кулаков на ходу. – Оттуда она самостоятельно не вернется.
Мы шли мимо бывшей усадьбы.
– Постойте, – перебила я его, – вы это слышите?
Из дома доносился какой-то глухой ритмичный стук, словно там кто-то бил в огромный барабан.
С каждой минутой этот стук становился чаще и громче.
– Что это такое?
– Кажется, там была опытная установка Костикова. Но она не работала…
Я вспомнила, что видела эту установку. И что она заработала, когда я перевернула бутылку.
Я сказала об этом Кулакову, но он меня, кажется, даже не слушал. Он что-то бормотал вполголоса, упоминая какие-то константы и поправочные коэффициенты.
– Нужно проверить… если расчеты верны, работа этой установки может привести к очень опасному результату… я обязательно должен проверить…
– Я с вами!
– Ни в коем случае! Жди меня здесь!
Он открыл дверь и скрылся в доме.
Оттуда по-прежнему доносился ритмичный гул.
Я подождала немного и окликнула:
– Эй, как вы там?
Кулаков не отозвался.
Я подождала еще немного и не выдержала, последовала за ним, хотя интуиция подсказывала мне этого не делать. Ведь встречалась же я тут неоднократно с тем подозрительным типом с волчьими глазами.
Я спустилась вниз по темной лестнице, прошла одну подвальную комнату и вошла в следующую.
Там я первым делом увидела работающую установку.
Вращалась блестящая пирамидка, так что буквы и символы на ее гранях сливались в пульсирующие линии. И светились бледно-голубым свечением.
Зеркальные шары по краям стола тоже светились и медленно сближались, между ними то и дело пробегали яркие фиолетовые искры разрядов…
Я невольно загляделась на это гипнотическое зрелище, но тут вспомнила про Кулакова.
– Где вы? – окликнула я его.
Он не отозвался – но тут я сама увидела его.
Он лежал на полу рядом с установкой, лицом вниз, волосы на затылке были в чем-то темном…
Я шагнула к нему, наклонилась.
– Вы живы?
Кулаков застонал, пошевелился…
И тут я услышала шаги за спиной, хотела обернуться – но не успела.
В голове у меня словно что-то взорвалось…
И я провалилась в темноту.
Я летела в бесконечной, бескрайней пустоте.
Здесь не было ни низа, ни верха – только пустота и тьма.
В какой-то момент у меня мелькнула мысль, что я нахожусь в космосе, в его бесконечной пустоте – но там, по крайней мере, должны быть видны огни далеких звезд, а здесь не было ничего…
– Что это? – спросила я неизвестно кого… скорее всего, саму эту бескрайнюю тьму.
И как ни странно, тьма ответила:
– Время!
И тут же вокруг меня, со всех сторон, раздалось многоголосое стрекотание, как будто тьма и пустота наполнились бесчисленными мириадами кузнечиков.
Я прислушалась – и поняла, что это не кузнечики, это тикают сотни, тысячи часов…
А потом эти часы начали бить, бить, бить на разные лады, на разные голоса…
Звучали мелодичные куранты, вызванивая трогательные и незамысловатые песенки, считали годы кукушки в деревянных кухонных ходиках, гулко били огромные башенные часы…
И тут я очнулась, приоткрыла глаза…
И застонала от боли.
Лучше бы я оставалась там, в темноте!
Там у меня, по крайней мере, ничего не болело!
А тут голова просто раскалывалась… свет резал глаза, каждый звук казался просто оглушительным…
Я снова закрыла глаза и проговорила, с трудом разлепив пересохшие губы:
– Свет… Нюся, выключи свет…
Потому что я вообразила, что нахожусь в квартире у теток.
Но тут ко мне начала возвращаться память.
Я вспомнила, как пришла на территорию, как привела туда Ольгу Борецкую, как вместе с Кулаковым отправила ее в неизвестность прошлого…
А потом Евгений Кулаков вошел в этот дом – и пропал.
А я пошла за ним в подвал, увидела его на полу…
А потом – провал в памяти и бесконечная чернота, которую оживили голоса времени…
И тут совсем рядом со мной прозвучал скрипучий голос:
– Ну что, ожила?
Я застонала – голос вызвал у меня новый приступ боли.
– Кажется, я немного переусердствовал! – произнес тот же голос. – На, выпей! Ты мне нужна живой!
Кто-то поднес к моим губам таблетку, пропихнул ее в рот.
Я не хотела ничего принимать, но тут же к моим губам поднесли стакан с холодной водой – и я почувствовала невыносимую жажду, и сделала глоток, проглотив вместе с водой таблетку, и жадно пила, пока вода не кончилась…
И мне действительно стало легче.
