– Разумеется. Но цены упадут еще ниже.

Джон совершенно пал духом.

Жена задумалась.

– Джон, – сказала она отрешенно, – отчего бы тебе не бросить дела в городе и не уехать домой, чтобы полностью посвятить себя заботам о детях?

Он почувствовал себя обиженным и, отвернувшись от жены, молча уставился в пространство.

– Я не хочу полностью зависеть от тебя! – пробормотал он.

– Что за ерунда! Что за счеты! Это, наконец, просто глупо! Я выделю тебе приличную сумму на хозяйство и столько же на твои личные потребности. Дам даже больше. Дам столько, сколько ты потребуешь. Ты хороший хозяин, а занимаешься тем, в чем почти ничего не смыслишь. Ты, право, поступил бы благоразумнее, отказавшись навсегда от бизнеса, и отправившись отдохнуть… Ну, например, в Брайтон или в Монте-Карло.

Он только тяжело вздохнул.

– Все это замечательно, но неужели ты не понимаешь, что я сам хочу зарабатывать деньги?

– Но ты ничего не зарабатываешь! Только теряешь то, что у тебя есть. Сколько, к примеру, ты просадил в этом деле?

– Двадцать пять тысяч фунтов, – проговорил он виновато.

– Ого! Почти все свое состояние.

– Абсолютно все!

– Ты должен был сказать мне об этом, когда еще не было поздно. Разве я не права?

– Да, ты права, тысячу раз права, но... теперь я хотел предложить тебе вот что. Ты говоришь, что у тебя сегодня обедает сэр Сезар. Не знаю, какие у тебя с ним дела, но полагаю, что, залучив его в дело с пшеницей, я мог бы рассчитывать на то, что он вовлечет в него и других и, таким образом, поможет мне сколько-нибудь поднять цены...

Глаза мадам Мэдокс засверкали.

– Ты считаешь, что это возможно? – спросила она, уставив на него пытливый, пронизывающий взгляд. Даже затаила дыхание, ожидая ответа.

– Да, я считаю – если мы объединим усилия, то сможем поднять цены. Хотя бы до уровня, позволяющего мне вылезти из петли.

– Идея, в целом, недурна. А... сколько ты рассчитываешь собрать денег?

– Миллион… Или около того, – отвечал Джон, явно обрадовавшись, что на этот раз жена его не ругает, а – наоборот – отнеслась к его словам внимательно.

– Миллион? А ты уверен, что те, с кем ты работаешь, способны собрать такую сумму?

– Вполне уверен.

Миссис Мэдокс вновь заходила взад и вперед по комнате, о чем-то размышляя и что-то подсчитывая, а затем вдруг остановилась перед мужем и спросила:

– А против кого вы, в сущности, играете? Кто ваш противник?

– Вот этого-то никто и не знает. На нас вышел с предложением один токийский банк… Через него мы и действуем, а кто играет против нас – даже не подозреваем.

– Но разве ты не понимаешь, что тебе, прежде всего, важно знать, против кого ты работаешь? Кто вредит твоему делу? Кто твой противник? Не понимаешь, что тебе необходимо выяснить, кто это. А может быть, это скала, каменная стена, о которую ты рискуешь разбить голову. Или наоборот, нечто такое, что легко обойти. Но знать это – необходимо. На твоем месте, прежде всего, я бы постаралась разузнать, кто мой оппонент.

– Я даже не подозревал, что у нас могут быть оппоненты, – заметил Джон.

– Как это глупо! – воскликнула Джоан, начиная терять терпение. – Неужели же ты не понимаешь, что обязательно найдутся те, кто будут играть против? Значит, вы не можете выяснить, кто это?

– Нет.

– Прекрасно. Ну, так слушай! Ты говоришь, что сидишь в двадцати пяти тысячах фунтах? Хорошо! Если тебе удастся привлечь на свою сторону сэра Сезара с компанией и, благодаря их деньгам, подняться, я гарантирую тебе двойную сумму, то есть пятьдесят тысяч фунтов.

– Ты... не... шутишь? – спросил Джон, воспрянув духом.

– Ни секунды.

– И я могу сказать об этом сэру Сезару?

– Нет, я поговорю с ним сама. Скажи только, что ты узнал это частным образом, но не называй имен.

– Отлично, – сказал мистер Мэдокс и вздохнул с облегчением.

– Но... пока не проговорись, – повторила жена. – Старайся всеми силами взвинчивать цены и, как только они поднимутся, продавай немедленно. Теперь мне пора ехать, но прежде завезу тебя в твой офис.

Джон, по опыту знавший, что предсказания жены относительно биржевых цен всегда оправдывались, тотчас же телеграфировал сэру Сезару и другим компаньонам, приглашая их немедленно приехать к нему. Господа эти тотчас явились. Он сообщил им свой план и просил их о содействии, на что они после недолгого размышления согласились.

На следующий день, лишь только стало известно о том, что в «пшеничное» дело вошли нескольких крупных игроков, цены, действительно, поднялись, но, увы, не на столько, как ожидалось. Джон мог продать свою долю без особого ущерба, но и без прибыли – противник упорно играл на понижение. Вдруг, разом, цены резко упали. Рынок как будто лишился точки опоры. Двадцать пять тысяч фунтов Джона и миллион его компаньонов погибли. Доверие, которое Джон питал к жене, рухнуло. Он только и смог телеграфировать супруге, что разорен совершенно и что в отчаянии уезжает домой, к детям.

Около восьми часов вечера у его дома остановился экипаж. Из него вышла Джоан Мэдокс. Когда она появилась в комнате, муж даже не поднял головы. Она подошла к нему и весело хлопнула по плечу.

– Радуйся, милый мой, радуйся!

Джон ответил горестным стоном.

– Ты лишился своих последних двадцати пяти тысяч фунтов, правда?

– Ты говорила мне, что я их удвою... а я... я тебе поверил... и вот…

– Ты и должен был мне верить! Вот тебе чек на пятьдесят тысяч. Ты удвоил свой капитал.

– Как? Что ты хочешь этим сказать? – пробормотал Мэдокс, поднимая на жену глаза.

– Что хочу сказать, голубчик? А вот что. Твоим противником была я. Теперь ты имеешь право узнать это. Вот почему мне нужно было угостить обедом сэра Сезара. Честно говоря, я поначалу и не подозревала, что в числе моих оппонентов и ты. А когда ты сообщил мне об этом, рассказал о своих планах, о том, что можешь уговорить Сезара помочь тебе, дело показалось мне весьма заманчивым. Ведь речь шла о целом миллионе, а он-то мне и требовался. Оказывается, иной раз и мужья на что-то годятся! Так вот... милый мой, бери чек и отправляйся в Монте-Карло. Может быть, я также