Если б можно было забыть, что глаза Конурбая тусклы, как сумеречный день осени, то лицо его показалось бы приятным; если б можно было забыть, что слова Конурбая напитаны змеиным ядом, то речь его показалась бы разумной. Бурулча не забыла ни того, ни другого. Она гневно воскликнула:

— Первое ваше слово: Алмамбет пропал без вести. Это ложь! Такие, как Алмамбет, не пропадают без вести. Он из числа людей, родившихся для великого дела и людской памяти. Второе ваше слово: я, мол, Конурбай, единственный, достойный стать владыкой страны. Это ложь! Владыкой страны достоин стать один лишь благородный Алмамбет. Третье ваше слово: властелин Китая должен быть мужем Бурулчи. Вот это ваше слово правда: моим мужем будет Алмамбет!

Ответ Бурулчи был подобен воде, пролитой на горячую жаровню. Злоба зашипела в груди тучного, широкосапогого великана. Однако, будучи хитрым, Конурбай потушил свою злобу. Он сказал со спокойствием:

— Пусть Алмамбет жив. Но кто может стать его опорой? Из всех наших соседей один лишь Манас осмеливается спину держать прямо, а голову — гордо. Но разве страшны мне, полководцу неисчислимого, грозного войска, какие-то нищие киргизы, все добро которых составляет скот, для которых юрты служат домами, эти киргизы, простодушные, как дети, не знающие волшебства, эти кочевники, незнакомые с мудростью Китая?

— Все же эти киргизы победили вас, — возразила Бурулча. — Они разгромили ваше миллионное войско у подножия Небесных Гор, и вы бежали от них так быстро, будто земля обжигала вам ступни, а ваше лицо было ступней, не имеющей срама!

— Я тогда еще не был тем Конурбаем, которого сейчас видит перед собой госпожа! — сказал Конурбай, и голос его закипел, как негашеная известь. — Я был тогда всего лишь сыном наместника хана ханов. А теперь в моих руках поводья власти над всем Китаем. Я собрал два войска, и в каждом из них по миллиону силачей. Одно войско уже поскакало по неизвестным тропам к рубежу сорока ханств. Другое поведу я против Манаса. Киргизы уже на нашей земле. Их не более трехсот тысяч. Они посмотрят прямо — и увидят мое первое войско. Они в ужасе обернутся назад — и увидят мое второе войско. В тисках двух полчищ я истреблю их всех до одного, как огонь истребляет степную траву. В этом огне сгорит и ваш Алмамбет! Теперь госпожа моя поверит мне, что только я могу стать властелином Китая?

Конурбай был так убежден собственными словами, что подумал: «Я убедил ее!» Подумав так, он притронулся к руке Бурулчи, как вдруг человек в одежде полухана впрыгнул в покой через окно. Еще не узнав его лица, Конурбай узнал его меч: это был меч Алмамбета. Конурбай хотел обнажить свой меч — и не мог, хотел крикнуть — и не посмел, хотел броситься на врага, но убежал прочь. Так был он создан, этот непобедимый в Китае великан, что боялся вступить в открытый поединок только с двумя людьми на земле: с Манасом и Алмамбетом.

Бурулча, увидев возлюбленного, так неожиданно приехавшего к ней после долгой разлуки, онемела от счастья. Слезы, скопившиеся в ее сердце, эти невыплаканные за столько лет слезы, хлынули из ее глаз. Сначала она дала им волю, но их оказалось так много, что она решила их удержать. Но сила ее разума была слабее силы слез. И вот что удивительно: чем больше было слез у Бурулчи, тем веселее становилось на душе у Алмамбета. Он обнял ее, и Бурулча сказала, приникнув ухом к его крепко бьющемуся сердцу:

— Я думала, что мой Алмамбет пропал без вести.

Алмамбет ответил:

— Три года я был странником, одиноким на бесконечной земле. Седло было моим домом, небо — моим покрывалом, железо — моей одеждой, Бурулча — моей душой.

— А теперь ваш бесприютный конь нашел постоянную коновязь?

— Я стал другом Манаса, названым сыном его матери, приемным сыном дома киргизов. Я разведчик его славного войска. Мы пришли сюда с войной и гневом.

— Почему же медлит мой Алмамбет? Почему вы не торопитесь к Манасу, чтобы сообщить ему, каковы намерения Конурбая? От этого зависит судьба войска!

— В начале завтрашнего дня я помчусь к богатырю Манасу. А конец этого дня я проведу в беседе с вами.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀

⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Услышав эти слова, Бурулча упала к ногам Алмамбета с мольбой:

— Пусть мой возлюбленный, если ему дорого наше счастье, поедет к Манасу сегодня! Надо предупредить вождя киргизов о замыслах Конурбая!

Алмамбету стало обидно, что женщина учит его долгу воина. Он гневно посмотрел на Бурулчу, но в глазах ее были преданность и любовь. Алмамбет растерялся.

В это время Бирмискаль совершала свою третью прогулку вокруг женских покоев. Внезапно ей послышалось ржание коней. Она раздвинула ветки чинары и увидела богатыря. Одет он был, как дружинник Конурбая, но глаза у него были киргизские: это сразу поняла дочь самаркандской рабыни. Она спросила:

— Кто вы, богатырь? Почему вы спрятали коней в саду Внучки Неба?

Сыргак был поражен: эта девушка, редкостная красавица, эта крохотноногая китаянка говорила с ним на понятном языке! «Оказывается, — подумал он, — ив Китае есть девушки, разумеющие толковую человеческую речь!»

Незнакомая девушка показалась Сыргаку милой, как сестра, найденная на чужбине. И тот самый Сыргак, который никогда не заговаривал с существом женского рода, если то не была старуха, благодарно и ласково взглянул на Бирмискаль и сказал:

— Мое имя Сыргак. А твое?

— Мое имя Бирмискаль, — тихо сказала девушка и улыбнулась.

Улыбка была красивой, ибо красива была Бирмискаль, но Сыргаку эта улыбка показалась не только красивой, но и удивительной. Бирмискаль улыбнулась, как улыбаются китаянки, а лицо ее — это теперь увидел Сыргак — не было китайским. И Сыргаку захотелось, чтобы она улыбнулась опять, но не знал он, как это сделать, и молчал. Наконец, рассердившись на свое молчание, он достал длинное копье и, гордо пройдя мимо испугавшейся Бирмискаль, стукнул острием копья о второе окно и крикнул:

— Алмамбет! Довольно любоваться глазами возлюбленной! Нас ждет дело войны!

— Кто зовет тебя? — спросила Бурулча.

— Сыргак, мой товарищ по разведке, — ответил Алмамбет.

— Тебя зовет голос киргизского войска! — воскликнула Бурулча. — Спеши на этот зов. Я жду тебя: такие, как ты, возвращаются, победив.

Алмамбет, провожаемый Бурулчой, медленно сошел по ступеням. Недолгой была встреча многострадальных Сейнек и Кукук!

Когда они дошли до чинары, в объятия Алмамбета бросилась девушка. Алмамбет поцеловал ее и сказал:

— Ты выросла,