достаточно, чтобы сделать счастливым их обладателя.

Староста вернулся поздно и навеселе.

В правлении не было никого, кроме них двоих — Нургали и Гумара. Староста предусмотрительно запер наружную дверь, а потом, не зажигая керосиновой лампы, вынул из-за пазухи пачку денег, по-банковски завернутых и перевязанных. Да! Тут, несомненно, было значительно больше того, что утром взял Гумар. В десять, в двадцать раз больше!

— Запирай, Нургали! И всегда помни, кто есть ты и кто есть я. А будешь спорить — мы найдем себе другого кассира, не важно, что тебя выбрали на общем сходе. Будешь валять дурака — выберем другого. И гурию и шайтана выбрать можно! Была бы охота. Помни это и не заставляй меня ругаться с тобой. А сейчас пересчитай и запиши, — Гумар самодовольно высморкался.

Такой массы денег Нургали еще никогда не видел перед собою, разве только однажды в иммиграционном банке Нью-Йорка… Но там Нургали видел чужие деньги, недоступные, сложенные пачками за частой сеткой, отгораживающей банковского кассира от посетителей. Здесь же… Нургали опять бросало в жар и в холод.

— По дороге домой зайдешь к Ерулю. Пускай на ночь идет сюда да пускай не спит, а завтра опять едет по всем аулам, объявляет на послезавтра новый конский ремонт. Приезжает князь Шарданов, надо спешить.

После этого распоряжения Гумар велел сложить деньги и хотел дождаться, пока Нургали пересчитает их и при нем запрет шкаф. Однако хмель делал свое дело. Заканчивая подсчет денег и косясь на старшину, Нургали думал о том, что в эту ночь Гумар будет спать крепко и кассир перехитрит старшину.

Когда позже Эльдар постучался к Нургали и тот осторожно впустил его, все было решено.

В темной комнате Нургали присел над кувшином, наполненным деньгами.

— Это мои… — бормотал Нургали, словно безумный. — А это твои. Мне так много не нужно. Мне нужно спрятать… Куда?.. В гнезда… Стучат!

Нет, никто не стучал, это хлопнула ставня, повернувшись на старой петле.

Эльдар понял, что размышлять некогда, нужно быстро действовать.

— Где ключи, Нургали?

— Ключи я уже потерял.

— Как потерял?

— Я их выбросил… Там… в крапиве… Туда никто не полезет, — отрывисто бормотал Нургали.

— Ах ты несчастный! Аллах совсем лишил тебя разума! Из кассы ты все забрал?

— Все забрал… Это твои, а это мои. Мне нужно спрятать… Птицы ничего не скажут…

Мысль спрятать добычу в птичье гнездо пришла к Нургали в момент, когда он судорожно искал надежное место в своем сарае и там вдруг из-под стрехи вылетела какая-то птица. Сначала она испугала Нургали, но тут же ему, теряющему разум, показалось, что проснувшиеся птицы зовут его в сад, в свою стаю…

Перед Эльдаром был сумасшедший, но тем более нельзя медлить ни минуты.

Нургали рвал полосами какие-то тряпки, заворачивал в них пачки денег и совал в кувшин. Эльдар остановил его:

— Довольно, Нургали! Много денег трудно спрятать. Остаток возьму я.

Нургали не возражал:

— Бери. А это — в гнездо.

— Ну вот и хорошо. Это как раз войдет в гнездо, — согласился Эльдар.

Тяжело было видеть обезумевшего человека, но холодная решимость не оставляла Эльдара. Он ясно понимал и помнил, зачем пришел сюда и чего от него ждут.

Крепко обвязав тряпками деньги — а здесь была, видимо, не одна тысяча, — Эльдар сунул сверток под рубашку и выпрямился.

— Нургали, я выйду, а ты — потом, за мною. Сразу не выходи. Слышишь?

— Я все слышу. Интересно. Очень интересно…

Эльдар вышел из старого дома на крыльцо. Ночной воздух освежил его. Светила луна. Эльдар знал, что за плетнем его на всякий случай ждет Астемир с винтовкой и сумкой с патронами, коржиками и пятигорским адресом Степана Ильича, — ведь у них не было уверенности, что все произойдет так быстро. Но все кончилось скорее, чем можно было думать.

Эльдар тихонько свистнул. Астемир так же тихо ответил ему.

Голова Астемира в шапке показалась из-за плетня.

— Что скажешь, Эльдар?

— Аллах помогает нам. Все сделано.

— Деньги у тебя?

— Полный горшок. А Нургали, кажется, сошел с ума.

— Да он всегда был немножко сумасшедший. Но все ли он забрал из шкафа?

— Говорит — все.

— Он у себя дома?

— Сидит над кувшином, что-то бормочет… Ну, Астемир, с нами аллах. Я иду. Обо мне не беспокойся. Не пропаду. Только себя, Астемир, в обиду не давай… и Сарыму.

— Сарыма у Думасары как дочь. Будь спокоен, Эльдар.

— Думаю, Астемир, что если на тебя насядут, то лучше и тебе уйти в Пятигорск.

— Не знаю, Эльдар.

— Потом, Астемир, мы все придем обратно.

— Да, конечно!.. Ну, пусть хранит тебя аллах, Эльдар. Иди. Я не пойду провожать тебя. Иди, иди! Вот как раз и луна спряталась за тучкой. Винтовка заряжена всей обоймой. Может, деньги тоже в сумку положить?

— Нет, тут, за пазухой, лучше… А Нургали все-таки, сошел с ума, говорю тебе. А может, так даже лучше.

— Один аллах знает, что лучше. Но будем верить, Эльдар.

Эльдар еще раз пощупал под крепкой рубашкой, вышитой руками Сарымы, тяжелую драгоценную связку, взял у Астемира винтовку и сумку и, не теряя больше времени, двинулся тем же путем, каким давеча ушел Степан Ильич, — через арык, задворками, садами и огородами.

Вот шаги его совсем затихли, и тогда Астемир повернулся и вошел в дом. Его охватило тепло, исходящее от дыхания людей.

— Кто знает, что к лучшему… — прошептал Астемир.

— Астемир, что ты все ходишь, беспокойный ты человек? — послышался голос Думасары. — Что с тобою? Непонятный ты стал какой-то. Неужели не будет покоя ни мне, ни детям? Пожалей нас и свою старую мать.

Что мог ответить Астемир на эту горькую жалобу жены? Он хорошо понимал, что, собственно, ему нужно было бы уйти вслед за Эльдаром, — разве оставят его в покое, узнав, что это Эльдар ограбил кассира?..

— Думасара, — прошептал Астемир, — прости меня, Думасара! Еще много будет беспокойства. Такая началась у нас жизнь.

— А не ты ли сам начал ее?

— Это революция.

— О, эта революция! — Думасара с трудом выговорила замысловатое слово, за которым, она чувствовала, скрывается так много беспокойства. Зачем все это? Не права ли старая нана, разве это нужно аллаху?

То, что было ново, непонятно и даже страшно для Думасары, Астемир тоже представлял себе недостаточно ясно. К своему другу Степану Ильичу Астемир относился с безусловным доверием, желая видеть в нем не только друга, но и наставника, и готов был встать рядом с ним на борьбу. Это свое чувство он хотел передать и Думасаре, отвечая на трудные вопросы, похожие на тяжелый, неспокойный вздох.

— Разве не хотела бы ты, Думасара, —